Возвышение Рима. Создание Великой Империи
Шрифт:
В 321 году оба консула возглавили свои легионы и двинулись с ними на юг в том направлении, вдоль которого через несколько лет проведут первую значительную римскую дорогу — Аппиеву. Самниты недавно потерпели тяжелое поражение и теперь покорно просили мира. Сенат отказался вести переговоры с ними, отчего самниты впали в сильное отчаяние и решили прибегнуть к мщению. Они устроили засаду наступающим римлянам в ущелье, называемом «Кавдинскими вилами» (furculae Caudinae).
По описанию Ливия, это место представляло собой довольно широкую, болотистую, заросшую травой поляну, которую окружали крутые лесистые склоны холмов. Войти на поляну можно было только с запада и с востока через два узких ущелья. Опытный военачальник самнитов, Гай Понтий,
Уловка сработала, и консулы решили пройти к самнитским легионам самым коротким путем, а этот путь проходил именно через Кавдинские вилы, прямо по вражеской территории. Римляне вошли в первое — западное — ущелье и, пройдя его, обнаружили, что второе ущелье завалено грудой срубленных деревьев и огромных камней. Над ущельем они увидели отряды самнитов.
Римляне бросились назад, однако путь, по которому они вошли в Кавдинские вилы, оказался прегражден завалами и вооруженными людьми. Римляне попали в ловушку. Консулы приказали своим легионерам строить римский лагерь — копать рвы, насыпать укрепления и ставить частокол — хотя многие понимали, что эти усилия уже не имеют смысла.
Тем временем самниты, не веря свой успех, не знали, что им делать дальше. Понтий отправил письмо своему отцу, умудренному опытом пожилому человеку Гереннию Понтию, дабы спросить его совета. Геренний ответил: «Мой совет будет таким: вы должны позволить всем римлянам свободно уйти». Это его мнение сразу же отклонили, и снова спросили совета. Тогда Геренний сказал: «Перебейте их всех до единого».
Понтий опасался, что его постаревший отец стал слаб разумом, и он уступил общему желанию, чтобы старика привели в лагерь и лично спросили совета. Тот отказался менять свое мнение и обосновал свои слова. Ливий пишет: «Давая первый совет, — сказал он — с моей точки зрения наилучший, я стремился, чтобы столь великое благодеяние обеспечило вечный мир и дружбу с могущественнейшим народом; смысл второго совета был в том, чтобы избавить от войны многие поколенья, ибо… римское государство не скоро вновь соберется с силами; третьего же решения вообще нет».
А что если самнитам избрать средний путь и отпустить римлян невредимыми и в то же время по праву войны связать их как побежденных определенными условиями? Геренний не согласился с этим. «Это как раз такое решение, что друзей не создаст, а врагов не уничтожит, — сказал он, — нрав римлян таков, что, потерпев поражение, они уже не ведают покоя». Его совет отклонили в третий раз, а затем Геренния увезли домой.
Римляне предприняли много неудачных попыток вырваться. Запасы еды подходили к концу, и консулы послали к Понтию делегацию для согласования условий мира. Если бы они не добились мира, то стали бы сражаться с врагом. «Вы, римляне, никогда не способны примириться со своей участью, даже когда побеждены и взяты в плен, — ответил самнитский военачальник, — поэтому я прогоню вас под ярмом раздетых и безоружных» (под «ярмом» он имел в виду арку, сложенную из трех копий, под которой должны были пройти воины в обмен на свое освобождение). Он добавил, что римлянам следует убраться из владений самнитов и уничтожить два своих передовых поселения в Калесе и Фрегеллах.
Все понимали, что это было несмываемым позором, но, по мнению консулов, это лучше, чем возможная альтернатива — полное уничтожение римской армии. Однако Ливий заверяет нас, что самниты добились только клятвенного обещания консулов, что Рим принял условия (sponsio). Окончательное соглашение (foedus) должны были принять после одобрения народного собрания в Риме. Доверчивый
Когда войско вернулись в Рим, настроение горожан ухудшилось. Многие люди стали соблюдать траур, пиры не проводились и браки не заключались, торговцы закрыли лавки и прекратили вести свои дела на Форуме. Горожане избрали новых консулов, и сенаторы провели слушания по вопросу о подтверждении условий мира. Один из побежденных военачальников не советовал своим товарищам по оружию высказывать позорные оправдания. Он сказал, что он и сопровождающий его консул в своих действиях не имели возможности свободного выбора. Они действовали, находясь в безвыходном положении во вражеской засаде. Далее он сделал вывод, что, будучи честными воинами, он вместе с остальными военачальниками, причастными к этому поступку, должны быть выданы самнитам.
Все согласились с этим, однако после прибытия их в лагерь самнитов Понтий отказался принимать их сдачу. Он утверждал, что, если соглашение недействительно, то все должно вернуться к исходному положению. Другими словами, все легионы должны возвратиться в Кавдинские вилы. «Неужели и тут, как всегда, вы отыщете повод, потерпев поражение, не соблюдать договора? — спросил он. — Вы с нами заключили мир, чтобы возвратить пленные легионы, и этот мир считаете недействительным. Но обман вы всегда прикрываете видимостью какой-то законности».
Трудно не согласиться с этим суждением, которое замечательно тем, что именно Ливий, самый патриотический из римских историков, вложил эти слова в уста командующего самнитов. Римляне очень высоко ценили добропорядочность. В этом случае они утверждали, что придерживались буквы закона, но один человек с ощущением вины высказал то, что чувствовали все — что они не придерживались его духа. По утверждению одного из авторов, римляне не испытывали никакой благодарности к самнитам за то, что они позволили их воинам уйти, и «на самом деле вели себя так, как будто они стали жертвами какого-то произвола».
В любом случае война возобновилась, и римляне, по преданию, одержали славную победу. Теперь уже они заставили Понтия и его товарищей по плену пройти под ярмом, что стало замечательным примером зеркального возмездия, которого, скорее всего, не было на самом деле.
Фактически у нас есть веские основания того, что официальная версия событий не совпадает с тем, что произошло в действительности. Некоторые древние писатели утверждали, что соглашение между враждующими сторонами на самом деле было не клятвенным обещанием (sponsio), а договором (foedus) и что римские апологеты попытались скрыть этот факт. Например, Цицерон, интеллектуальный и вдумчивый голос, дважды говорит о foedus.
Что же случилось с этими шестьюстами заложниками? Ведь это не собаки, которые не залаяли ночью. Убили их или освободили? Об их судьбе сохраняется подозрительное молчание. Они нужны для доказательства клятвенного обещания (sponsio), ведь как только заключат договор (foedus), потребность в них отпадает, и их должны возвратить. Но если последовал отказ от клятвенного обещания (sponsio), то, скорее всего, после этого заложников казнят. Из того факта, что о них ничего не сказано, мы можем сделать вывод о том, что народное собрание Рима одобрило заключение договора. Все это выглядит так, как будто разрыв клятвенного обещания (sponsio) придумали в более позднее время, именно для того, чтобы оправдать недобросовестность римлян.