Вперед, к Магадану!
Шрифт:
Тынды будем гнать на Москву без остановок; Андрею давно было пора в институт, ну и вообще шёл 67-й день нашего странствия. Поэтому мы мылись и стирались особенно тщательно, как бы впрок.
На ночлег нас перевели в другое место — к другой тёте, которую звали Антонина. Она, как и Оля, жила туристической жизнью и показывала разные видеозаписи — например, как они ходили на Чарские пески. На БАМе, недалеко от станции Чара, есть среди гор песчаная пустыня, протяжённостью несколько километров, с барханами и пустынной растительностью. Туда ездят люди с рюкзаками и с бородами. Также узнали, что в районе Северобайкальска, тоже на БАМе, есть горячие
Утром мы отправились к Антонине на работу, чтобы позвонить оттуда бесплатно в Москву. В Москве было 3 часа ночи. Андрей сообщил своим радостную весть, что он уже в Тынде! (Матушке Андрея спросонья показалось, что он уже в Пензе, и она решила, что увидит его в ближайшие дни.) Оказалось, что занятия в его институте уже начались, а практики (картошки-морковки), вопреки нашим гипотезам, не было. А я звонить в Москву не стал, так как мои родители в этот момент находились в Крыму.
Зайдя к т. Оле за нашим сушащимся барахлом, мы нашли его частично мокрым (особенно плохо высохли спальники и мой свитер), но, делать нечего, оделись и чуть было не уехали, но оказалось, что забыли у т. Антонины мой ксивник (мешочек с паспортом и другими атрибутами). Пришлось ей покидать рабочий пост и заносить нам ксивник (дома у неё в этот момент никого не было, поэтому зайти за ксивником сами мы не могли). К счастью, Тында — город небольшой и процедура перенесения ксивника заняла небольшое время.
Окончательно распрощавшись, мы проверили — всё ли на месте — и отправились на вокзал. В дорогу нам дали еду, что было очень кстати.
КАК НАМ УПОРНО «ЗАПРЕЩАЛИ» ЕЗДИТЬ В ЛОКОМОТИВАХ
На вокзале стоял поезд Тында—Москва, но мы не рассчитывали на него и пришли слишком поздно. Совершив робкую попытку впроситься, мы встретили отпор, и тут поезд поехал — мы не успели даже объяснить, что мы ну очень хотим в Москву. Вообще, чтобы убедить начальника поезда, нам обычно требовалось минут десять, а у нас их не было.
«Значит, так нужно,» — решили мы и отправились в диспетчерскую. Здание вокзала в Тынде имеет великую башню высотой метров двадцать пять, на вершине этой башни и находится диспетчерская. Запыхавшись, я поднялся по полутёмной лестнице на последний этаж и обнаружил, что там существует лифт.
Тётушки, жительницы башни, были удивлены тем, что я нарушил их покой.
— Вы знаете, что в локомотивах ездить запрещено?
Я ответил, что знаю, но ехать надо. Тогда они показали мне из окна многочисленные стрелки, пути и поезда, а среди них — маленький зелёный домик.
— Сейчас сформированных составов нет, будет как минимум часа через два, спрашивайте там, в этой будке.
В будке тусовались, периодически появляясь и исчезая, различные железнодорожники, в том числе машинисты и контролёры. Мы обосновались около будки, и в ближайшие часы к нам присоединились ещё трое безбилетствующих, пытающихся уехать на запад. Мы последовательно познакомились со всеми тремя и пообщались, а ждать нам пришлось не два часа, как обещали на башне, а часов пять с лишним.
Первый наш попутчик, Валера, был жителем посёлка Лопча (в 170 км от Тынды). Он ездил в Благовещенск — отвозил двух своих сыновей учиться в физкультурный техникум, потом вернулся в Тынду и сейчас ждал тепловоза на Лопчу. Нормальным поездом уехать в этот день было уже невозможно, а пригородных там нет. Валера курил, беспокоился об отсутствии тепловоза и угощал нас грушами, которые достал в Благовещенске. К слову сказать, этими грушами можно было гвозди забивать.
Второй, Олег, лет двадцати, был милиционером. Он сопровождал поезд Москва—Тында, а теперь возвращался домой, в Юктали (337 км от Тынды). Третий человек, Александр, был машинист, обычно он сам водил тепловозы, а сейчас ехал домой.
Было холодно. Мужики согревались курением, а мы — телодвижениями. Вокруг ездили штук десять маневровых тепловозиков, таскали вагоны туда-обратно. Рядом с нами всё время формировались какие-то поезда, мы бегали, спрашивали — куда? — но ехали они во все стороны, только не на запад. Движение казалось оживлённым, но нам больше нравились глухие станции: стоит один состав, подходит тепловоз, и ты точно знаешь, что он — на запад.
…Передвижение в кабинах локомотивов всячески запрещается. Ежегодно МПС спускает вниз указы, один другого страшнее, грозящие машинистам немедленным увольнением (как шутят машинисты, «вплоть до расстрела»), а нам — немедленным оштрафованием, за проезд в локомотиве.
И тем не менее все местные жители — как машинисты, так и все остальные — считали передвижение в кабинах тепловозов совершенно нормальным, при этом, тем не менее, делая вид, что это запрещено.
И вот сейчас: к нам приблизился грозный мужчина в пятнистой форме.
— Здравствуйте! Что это вы здесь делаете? Ваши документы! Вы знаете, что на путях находиться — запрещено?!
— Да, знаем. Вот мой паспорт, — и Валера достал паспорт, в котором в графе «прописка» стояло штук десять разноцветных штемпелей на разных страницах. — Да местный я, из Лопчи, домой еду, а пригородных нет…
— Да мы, вот, путешественники, из Магадана в Москву возвращаемся, а денег нет, и пригородных нет, вот, ищем что-нибудь на запад, — отвечали мы, доставая паспорта с московской пропиской.
— А вы знаете, что в локомотивах ездить — запрещено?! — возмутился охранник в пятнистой форме. — А ну, сейчас пройдёмте со мной! — Но он так уже устал от всяческих путешественников и просто добирающихся, что махнул рукой и ушёл.
* * *
Через некоторое время подошёл локомотив, он прицепился к уже готовому составу и собирался ехать на Лопчу. Безбилетствующие стояли у зелёного домика, приглядываясь. «Это Степаныч!» — решили люди. В домике появился помощник машиниста, и все уже точно знали, что машинст — некто Степаныч, «мужик так себе». Возить «зайцев», по словам людей, он не любил. Но, видимо, Степаныч был в хорошем настроении и взял всех.
Тут в заднюю кабину подсели ещё безбилетники, и мы оказались вшестером в одной кабине. В кабине было три сиденья: два нормальных, для машиниста и его помощника, и одно откидное — видимо, для помощника помощника машиниста. Двое сидели на приборном столе, в той его части, где не было пульта, один человек стоял — тот, кто пришёл позже всех. Разговор шёл о войне в Чечне.
— Я бы тоже не дал! И ты бы не дал! Страна есть страна! — говорил один.
— Страна страной, а война войной, — отвечал второй.