Вперед, Команданте
Шрифт:
«Мятеж не может кончиться удачей» – насмешливо произнес Дон Педро, также слушавший очень внимательно – пока же, чем просиживать штаны и драть горло в «Сервантесе», кормясь чем бог пошлет, вроде торговли книгами вразнос (прим. авт. – в нашей истории, сам Че Гевара в Гватемале зарабатывал на еду, продавая книги), не лучше ли заняться чем-то полезным? В обоих смыслах – и оплаты, и посмотреть вблизи на жизнь народа, за свободу которого вы приехали воевать, и местность узнать, и знакомства завязать – что также часто бывает не лишним?
– Падре, – оба брата Кастро отчего-то считали Дона Педро священнослужителем – восстание Идальго и Морелоса сто сорок лет назад, с которого началась свобода Мексики, тогда также называли «мятежом», однако история все расставила по своим местам. Мы сражаемся за правое дело – свободу и независимость своей Родины. Вам в Европе трудно это понять, что значит, имея душу свободного человека, жить в положении раба. Когда Гитлер хотел захватить Европу, это вызвало всеобщее возмущение. Когда гринго превратили все страны к югу от своей границы в собственный «задний двор», это принимается в мире как должное. Будто мы – полудикие негры, не способные с собственной государственности. Хотя наши традиции свободы и демократии, равенства и братства – лишь немногим моложе тех, что вдохновляли Робеспьера и Джорджа Вашингтона! Гринго навешивают на нас ярлык «коммунистов» – но мы всего лишь патриоты, и хотим наконец жить своим умом! Даже если для этого придется провести некоторые реформы, в нарушении «святого принципа частной собственности». Вас наверное, удивляет, отчего это говорю я, по мнению Карла Маркса принадлежавший к господствующему классу? Ответ простой – по той же причине, что фабрикант Энгельс, да и сам Маркс, по происхождению вовсе не пролетарий. Образование – позволяет увидеть то, что не видят пролетарии. Знаете, как гринго удерживают нас в повиновении – крепче, чем Англия и Франция, свои колонии в Африке? Да, на первый взгляд мы все суверенны – власть со всеми атрибутами, и никаких оккупационных войск, по большей части. Но вам знакомо – «сила дьявола в том, что он убедил всех в своем отсутствии»?
Эрнесто был знаком с основами экономики. И слышал – про «золотой поводок иностранных займов». Но разве суверенное правительство не может отказать слишком наглым кредиторам?
– Позвольте вам прочесть короткую лекцию, как это работает – сказал Кастро – допустим, некая страна, ну хоть Боливия, остро нуждается в деньгах – чтобы приобрести товары, а в дальнейшем развить собственную торговлю и промышленность. Она обращается в американский банк, какой-нибудь «Чейз Манхеттен», и просит займ на миллион долларов. Банк охотно идет навстречу – конечно же, с взиманием процента, причем чем напряженнее ситуация в Боливии, тем выше ставка – допустим, согласились на 10 процентов в год. Однако согласие на займ вовсе не означает, что Боливия получит этот миллион, в виде товаров или денег на счету, которыми можно за товары расплатиться. Это означает, что банк выпустит облигации боливийского займа – примем упрощенно, 1000 штук по 1000 долларов, общим номиналом на этот миллион – однако, с учетом политической нестабильности в Боливии и риска невозврата долга, рыночная цена облигаций будет существенно ниже, ну скажем по 600 долларов. Кроме того, за свои услуги по размещению облигаций банк берет комиссию – сто тысяч. Итого, Боливия реально получит лишь пятьсот тысяч – а должна банку будет миллион, и ежегодные выплаты в сто тысяч.
– А отчего так? – удивился Эрнесто – раз в договоре миллион, столько и выдайте. И откуда тогда берется долг в максимальную сумму?
– А что такое облигация? – ответил Кастро – это, юридически говоря, контракт, по которому одна сторона (продавец) сразу получает цену, за которую облигацию продали на рынке, а вторая (покупатель) имеет право на получение процента, исчисляемого от номинала. А банк в данном случае играет роль «честного маклера», посредника, который всего лишь дозволил вам разместить эти облигации на каком-то рынке. И если покупатели не желают платить за ваши обязательства по номиналу – банк тут при чем? Ну а что сам банк и есть крупнейший покупатель, это как бы за скобками. И что именно он в итоге говорит – сожалеем, но ваши облигации дороже продать не можем, только по 600 долларов берут, а покупатель у нас всегда прав. Однако продолжим – боливийцы все же получили на свой счет пятьсот тысяч, предположим, сотню заплатили мелкие покупатели, кому удалось всучить акции, но четыреста, сам банк – а это непорядок, эти деньги тоже надо вернуть. Допустим, Боливия платит исправно, рекомендуя себя как добросовестного заемщика, тогда рыночная цена облигаций растет с 600 до 700 долларов. Что дает банку возможность сбыть эти акции уже по этой цене, и вернуть свои деньги с процентом. Но чаще бывает, что Боливия испытывает затруднения с выплатой долга, а то и вовсе отказывается платить – сожалеем, но денег в казне просто нет! Тогда рыночная цена облигаций падает до минимума, допустим, до 100 долларов – но пострадают лишь мелкие держатели, которые лишатся и номинала, и процентов. А банк (возможно, в картеле с другими крупными биржевыми игроками) всего лишь скупит облигации по дешевке, чтоб предъявить к оплате после. И обязательно предъявят, по номиналу, с накопившимися процентами, и с процентами на процент – как тут с Советов пытались по французским долгам русского царя получить. Предъявят любому новому правительству (или «революционной хунте») Боливии – первым условием признания ее со стороны США будет признание новой властью всех прежних долгов.
– Однако же, Боливия тоже может выкупить свои облигации назад по упавшей цене – заметил Эрнесто – и таким образом, не будет ничего должна!
– Если у Боливии найдутся такие деньги. Что маловероятно в трудные времена – раз цена упала. Но продолжим – я еще не сказал, что с деньгами происходит внутри самой Боливии, или иной страны, где правит кто-то подобный Батисте или Сомосе. Куда они уходят, если там как-то не принято разделять казну, и личный карман диктатора – впрочем, этим и ваш Перон грешит – а у каждого диктатора еще и семейка, и клика особо приближенных… Но деньги и для государственного бюджета нужны, а с бедного населения налогов сверх меры выживания не взять – значит, новый займ для погашения того займа, и на худших условиях (раз налицо ненадежность плательщика). В итоге оказывается, что Боливия, которая реально получила пятьсот тысяч, через пять лет выплатила уже миллион, и должна еще три – а банк, на биржевых спекуляциях, заработал десять. Причем из тех пятьсот тысяч, двести ушло на личный счет диктатора и его банды, еще двести на покупку американского оружия (расход непроизводительный, дохода не приносит), и лишь сто – на развитие хозяйства, торговли и промышленности самой Боливии. Понятно, что при всем сказанном, ни о каком развитии уже и речи не идет – напротив, уже и собственные источники богатства страны, как рудники, плантации, сама земля, продаются за бесценок для погашения займа и даже просто ради отсрочки выплаты процентов по нему. А господин Батиста, кто сидит в кресле Президента, пирует и жирует – его-то эти беды не касаются, а напротив, приносят доход. И если он попробует взбунтоваться – то очень скоро полетит с трона, а на его место сядет кто-то более послушный. Маркс открыл, как эксплуататоры вытягивают прибавочную стоимость из своих рабочих – точно так же проклятые гринго высасывают нас, как ненасытный паук. Вы предлагаете мне поехать посмотреть, как живут работники плантаций – зачем, если я и так это знаю? Какая медицина и образование могут быть в стране, где гринго в сговоре с посаженным ими диктатором забирают девять монет из каждых десяти, что заработали труженики? И еще говорят, что так и должно быть по закону – их продажному закону? Вы знаете, что в Гаване я был адвокатом – и рассказать вам, насколько «беспристрастен» оказывался суд в любом споре между богатым и бедным? А уж между гринго и кубинцем – тут и спора быть не могло!
– Позвольте вас поправить и дополнить – произнес Дон Педро – как быть с тем, что в вашем сценарии на месте «гориллы»-диктатора вполне может быть (как вы сами сказали) «революционная хунта»? Которая, придя к власти, в названной же вами традиции, в первую очередь заботилась о себе, и собственном кармане. Да и вы, уважаемый сеньор Кастро – что сделаете, когда победите? Вспоминается мне, что и Батиста, против которого вы направляете столь гневные высказывания, в самом начале своей карьеры искренне считал себя патриотом Кубы. Родители его были героями борьбы за независимость, сам он начинал как профсоюзный лидер, защитник прав трудящихся, и к власти пришел в свой первый президентский срок, в том числе и благодаря поддержке коммунистов – да ведь и Компартия Кубы при нем легализована была. Однако он был он даже тогда сторонником «умеренного прогресса в рамках законности», как один из героев чеха Гашека – считая, что при слишком резких движениях американцы тут же устроят ему или интервенцию, или переворот, а в сочетании с любовью к себе и своему карману – что ж, человек слаб, не идеален. Дальше уже стало, как в другом романе, уже русского писателя, «реформы применительно к подлости» – и окончательно, то что мы видим сейчас. Насколько я помню историю Латинской Америки, тут войн было после вашей Независимости, как бы по пальцам пересчитать: великая Парагвайская, две перуанских, за селитру, ну и Перу с Колумбией в тридцать втором – зато военных путчей и переворотов, наверное уже на вторую сотню пошло? Даже американцам лень всякий раз свою морскую пехоту слать для наведения порядка – удовлетворяются тем, что каждый новый правитель первым делом заверяет, что «собственность и интересы США будут неприкосновенны». Вы уверены, что когда и если победите – сами такой «гориллой» не станете?
– Сеньор, полвека назад я бы не постеснялся бы вызвать вас на дуэль. А сегодня лишь спрошу – какой процент «святая Лючия» намерена получить с нас за тот грузовик? Полагаете, нам неизвестно, где бывает бесплатный сыр?
– Отвечу вам словами Макиавелли: чтоб нанести вред вашему врагу, иногда достаточно найти врага вашего врага и подкинуть ему клинок в нужное время – улыбка Дона Педро напоминала оскал – да и велика ли была цена этого сыра, уж точно не миллион из вашего рассказа. В Европе после Великой Войны, все арсеналы держав-победительниц своим оружием забиты доверху – трофейное просто некуда девать. У той стороны, которую я представляю, есть свой интерес против гринго – достаточно вам такого объяснения? А для вас – кто живой остался – хороший урок: убедились вы, что одного горячего желания в голове и даже оружия в руках, недостаточно для победы?
– Мы должны были попытаться – упрямо ответил Кастро – хотя бы, чтобы показать народу, что Батиста не всесилен. Что можно – против него встать. Пусть и не удалось, в этот раз. Это как в футболе – бежать за безнадежным мячом. Даже когда есть один шанс из ста что удастся, что какая-то случайность сыграет за нас. Но все равно надо бежать – в следующий раз получится.
– В следующий… – сказал Дон Педро – вот только у тех, кто возле казарм Монкада погиб, его уже не будет. И у вас, очень может быть, не было бы – если бы вы на штурм с охотничьими ружьями пошли. Если бы товарищи Мирет и Сантамария не прикрыли бы ваш отход, своими пулеметами. Если бы яхты у того пляжа не оказалось. Клаузевиц изрек, что «военное дело очень простое – но воевать сложно». Вот этого очень перспективного молодого человека (тут он взглянул на Эрнесто) я десятый год учу, чтобы меньше полагался на случай. Так, у Монкада, у вас не было шанса – но вам нужен был этот урок, как шанс учесть его во второй попытке. Ради того – вас и подстраховали. Еще вопросы?
(заметка на полях. Фидель еще не тот Вождь «барбудос», вкусивший победу и окончательно сделавший выбор. А всего лишь, молодой адвокат, горожанин, с некоторыми, пока еще слабыми, навыками подполья, партизанской войны и организаторской деятельности. Пожалуй, Че Гевара после школы товарища Б. будет даже круче!).
(ответ. – товарищ Кунцевич, не занимайтесь самодеятельностью! Кандидатуры Вождей уже утверждены).
– Только один – серьезно спросил Кастро – дон Бельмонте, как вы думаете… Здесь, в Гватемале – мы выиграем, или проиграем?
– Я отвечу на ваш вопрос, когда мы вернемся из нашего вояжа. Если вам до того не будет уже очевиден ответ.
Следующие два месяца, с февраля по апрель, запомнились Эрнесто как продолжение его давнего мотовояжа. С разницей – что тогда они были зрителями, спешащими продолжить свой путь, а сейчас могли что-то сделать реально для этих людей. Хотя идею развернуть по всей территории сеть медицинских пунктов пришлось отвергнуть – состава миссии было для того недостаточно. Пришлось ограничиться посылкой трех-четырех рейдовых медотрядов, каждый обычно на двух больших машинах (автобусы, а чаще, крытые грузовики) и двух джипах. Предполагалось, что отряды будут оказывать экстренную помощь, а тяжелобольных вывозить в столицу, где отец Франсиско развернул стационар. Реальность оказалась гораздо тяжелее.