Впереди — Днепр!
Шрифт:
Когда дым немного рассеялся, перед самым передним краем нашей обороны фашистских танков уже не было. Только буйно полыхали в разных местах еще десятка полтора пожарищ и между ними темнело много навеки замерших машин с длинностволыми пушками.
Поветкин схватил поданную Лесовых флягу с водой, жадно пил, захлебываясь, а сам все смотрел на юг, куда, догоняя уходящие фашистские танки, били наши гаубицы и тяжелые пушки.
— Прикажи, пожалуйста, командирам подразделений доложить результаты боя, — допив последнюю коду из фляги, расслабленно сказал он Лесовых и обессиленно
Пелена тяжелого тумана заволокла сознание, и Поветкин на мгновение совершенно забыл, где он и что с ним. Открыв глаза, он удивленно осмотрелся. Справа и слева от шоссе было совсем тихо. В нежных лучах поднявшегося солнца призрачными островами лениво плавали волны дыма. Среди бесформенных пятен вздыбленной земли нежно зеленела еще сизоватая от росы трава. В траншеях, в ходах сообщения, в окопах и котлованах виднелись люди — в касках, в пилотках, с непокрытыми головами. И над всем этим лучилось бездонное, сияющее голубизной утреннее небо.
Поветкин снял фуражку, расстегнул ворот гимнастерки и дышал всей грудью, чувствуя, как молодеет, наливается силой все тело. Он хотел взмахнуть руками, размяться, но, взглянув на юг, где, разбрасывая искры, догорали фашистские танки, сурово сжал губы и взял бинокль. В светлом круге окуляров отчетливо вырисовывалась лощина с кустарником и остатки разбитого села. Внимательнее всмотревшись, Поветкин увидел, что и в кустарнике, и в селе, и на поле стояли фашистские танки, а вокруг них суетились танкисты.
«Опять к атаке готовятся», — подумал Поветкин и, вызвав по телефону командира гаубичного дивизиона, приказал открыть огонь по танкам. Сразу же ударила и фашистская артиллерия. Первые ее снаряды взорвались кпереди НП. Второй залп прошел дальше.
«Сейчас накроют, — тоскливо подумал Поветкин. — Ракеты зеленые заметили. Теперь начисто сметут все».
Он хотел перебежать в нишу, но не успел. Нарастающий вой снарядов оборвался, тупой удар страшной силы потряс блиндаж и — все померкло. Новый удар обрушился с еще большей силой и отрезвил Поветкина.
— За мной, на запасной НП, — крикнул он Лесовых и радисту с телефонистом и бросился в ход сообщения.
Когда, отбежав метров сто, Поветкин оглянулся назад, на месте его НП темнела истекающая дымом бесформенная груда земли.
— Быстрее связь, — вбежав в новый блиндаж, приказал Поветкин телефонисту и повернулся к Лесовых.
— Сейчас, наверняка, снова бросятся в атаку. Ты держи связь с командирами подразделений и докладывай обстановку командиру дивизии, а я наблюдать буду.
Но прошло больше часа, а противник в атаку не переходил, продолжая методически бить артиллерией и минометами.
«Может потери у них столь велики, что и наступать нечем?» — с затаенной радостью подумал Поветкин. Однако радость его была преждевременной. К восьми часам сила огня фашистской артиллерии возвысилась до шквала, и из кустарников, из лощины, от разбитого села танки вновь ринулись в атаку. Но шли они совсем не так, как в первой атаке, не сплошной, занявшей весь фронт волной, а отдельными группами, часто останавливаясь, стреляя из пушек и вновь продвигаясь вперед.
Поветкин сосредоточивал
Он, не отрываясь от бинокля, следил за ходом боя, скорее инстинктом, чем сознанием определяя, что происходит и что нужно делать. Лесовых на лету ловил его короткие приказания и сразу же по телефону передавал командирам подразделений. Одновременным ударом двух истребительных батарей и гаубичного дивизиона удалось остановить и заставить попятиться фашистские танки перед первым батальоном. Поветкин стремительно сосредоточил огонь всей своей артиллерии перед вторым батальоном, где вражеские танки подошли вплотную к первой траншее. Минут тридцать шла ожесточенная борьба, и, когда уже противник левее шоссе начал откатываться назад, Поветкин увидел, как перед самым центром второго батальона из крохотной, почти невидимой лощины выскочили штук пятнадцать танков и на бешеной скорости ринулись вперед. Поветкин перенес туда огонь одной, потом второй истребительных батарей, но танки, все убыстряя скорость, ломились напролом. Поветкин сосредоточил туда огонь и гаубичного дивизиона, окутались дымом еще два танка, но тут же артиллеристы прекратили огонь. Стрелять больше было нельзя. Фашистские танки ворвались в оборону батальона Бондаря.
Оглушающий грохот совсем близких и дальних взрывов, шквальный накат автоматных и пулеметных очередей, гул множества моторов на земле и в воздухе перемешались в сплошной хаос звуков, который, казалось, навсегда перечеркнул обычные понятия о жизни. Пристроясь в углу дзота, Алеша никак не мог представить, что творилось вокруг, и завидовал Ашоту, уже второй раз убежавшему на патронный пункт. Командир расчета сам встал за наводчика, Гаркуша помогал ему, а Алеша с самого начала наступления противника томился от безделья.
— Что там, наверху-то? — спросил он мокрого, взъерошенного Ашота, притащившего целую связку коробок с пулеметными лентами.
— И-и-и! — крутнул головой Ашот, сузив покрасневшие глаза. — Пальба кругом, танки ползают…
Алеша пытался подробнее расспросить Ашота, но тот крутил лишь головой, махал руками и бросал несвязные, сбивчивые слова.
— А-а, эх, — простонал вдруг Чалый и оборвал стрельбу.
— Что, ударило? — встревоженно спросил Гаркуша.
— Пулей, кажется, — морщась, совсем спокойно сказал Чалый. — Встань на мое место, я перевяжусь. Бей туда вон, по выходу из лощины. Не давай им головы поднять.
Алеша и Ашот бросились к Чалому, но сержант отстранил их, стянул с себя уже намокшую гимнастерку и с треском разорвал нательную рубашку. Все его плечо и часть левой руки были залиты кровью.
— Товарищ сержант, я за санитаром сбегаю, — стараясь подавить нервную дрожь, совсем не своим голосом проговорил Алеша.
— Не надо, сам перевяжусь, — отмахнулся Чалый. — Становись к пулемету!..
Едва успел Алеша занять свое обычное место помощника наводчика, как что-то огромное ударило в землю и с невероятной силой тряхнуло ее.