Впереди разведка шла
Шрифт:
В течение первого дня наступления прорвать укрепления на Молочной не удалось. Противник спешно начал восстанавливать нарушенное управление, подтягивать вторые эшелоны и резервы.
На следующее утро, как и накануне, над долиной реки стлался туман, мешая наблюдению и корректировке огня. Тем не менее после короткой артподготовки наступление возобновилось. Но гитлеровцы тоже не дремали: они поставили самоходные установки и танки на открытые позиции, вражеская авиация тучами висела над полем боя. Таким образом, и второй день для наших войск
Противник прилагал все усилия для пополнения своих потрепанных частей за счет солдат и офицеров, прибывающих с Таманского полуострова. Пленные из 500-го батальона особого назначения оказались штрафниками. Некоторых даже приковывали к пулеметам. И все-таки в немецкой обороне удалось кое-где пробить бреши. От того же батальона через шесть суток осталось не более пятнадцати процентов личного состава. Огромные потери понес и отдельный велосипедный полк, который ранее охранял мосты во Франции, а позже в Крыму.
Ввиду того, что неоднократные попытки прорвать оборону на Молочной успеха не имели, командующий фронтом генерал Толбухин решил временно приостановить наступление. Поступил приказ — окопаться, танки и артиллерию поставить в аппарели и замаскировать.
В этот период относительного затишья особое внимание уделялось разведке. Каждую ночь уходили поисковые группы — требовалось точнее определить наиболее сильные узлы обороны гитлеровцев.
Находясь во втором эшелоне, мы вели разведку в основном путем наблюдения, иногда перехватывали сведения от своих коллег, находившихся в непосредственном соприкосновении с противником.
Теперь наши действия направлял новый начальник разведки капитан Козлов. Коренастый, русый, с темно-голубыми глазами, в которых светились ум и энергия, Борис Михайлович сразу же пришелся «по вкусу» разведчикам. Знающий до тонкости наше рискованное ремесло, он никогда не принимал опрометчивых решений, действовал расчетливо, спокойно.
Пришел к нам и новый ротный старший лейтенант Когутенко — высокий здоровяк с богатырским раскрыльем плеч. Мне импонировала привычка Ивана Ивановича вначале все взвесить, обязательно поинтересоваться мнением командиров взводов, а уж потом принимать окончательное решение.
Итак, мы «кантовались» во втором эшелоне, раздробленные, в отрыве друг от друга.
Для того, чтобы создать у противника впечатление накопления сил, перегруппировки, требовалось в первую очередь горючее. А его не хватало. Даже разведчикам перепадали крохи. Но мы старались, как говорится, собрать с бору по сосенке, мотались впереди корпусных частей, идущих к Молочной, по крупицам копили сведения. Из них, как из мозаичной смальты, складывалась внушительная картина обороны гитлеровцев.
В одном из поисков пришлось познакомиться со старшим сержантом Владимиром Привольневым, разведчиком из 4-й мехбригады. Я и раньше слышал об удачливом следопыте, которого привозили в часть на захваченной трофейной машине сами же немцы. Как-то он прибыл в распоряжение на нескольких подводах, где роль возниц также исправно исполняли пленные.
И вот мы сидим с Владимиром, его разведчиками и двумя «языками» в редкой лесопосадке. Чувствуется, что ребята чертовски устали: лица обросшие, потемневшие, руки в ссадинах, исцарапанные, маскхалаты в болотной тине, прожженные... Один надрывно кашляет, видимо, заболел,— тело била дрожь, щеки пылали. К еде так и не притронулся.
Владимир развязал кисет, извлек газетную «книжечку, вместе с ней листовку. Прочитал вслух: «Граница Великой Германии будет проходить по Днепру». Сладко зевнул, завернул в листовку кусочек пожелтевшего сала.
— Доберемся мы и до этой границы. Вот только надо перемахнуть Молочную, обломать рога Вотану. Так, господа «языки»?
Немцы зыркали по сторонам, не понимая, что говорит их новый «хозяин».
Привольнев и на сей раз был удачлив. ...Этот дзот за рекой, по словам Володи, сидед, как чирей на филейной части. Перекрывал все удобные пути в глубь обороны. С какой стороны не подойди — харкает огнем, сечет все живое. Шальной пулей сразил разведчика из группы Привольнева.
— Ну погоди, гад! Встретимся с тобой! — сказал тогда старший сержант и погрозил кулаком в сторону дзота.
Ночью он опять ушел на разведку... У дзота стоял часовой. Входная дверь закрыта. Прыжок — и обмякшее тело часового потянули в сторону, надежно упрятали.
А гитлеровцы допивали в своей норе вечерний кофе. Но тут дверь чуточку приоткрылась и в щель вкатилась «лимонка». Глухо прозвучал взрыв. Разведчики ворвались в дзот, где ошарашенные, оглушенные взрывом «хозяева» огневой точки не могли сообразить, что же произошло. Действовали быстро: один стал у пулемета, второй занял место часового у входа. Остальные попарно расположились в траншеях по обе стороны дзота, чтобы предотвратить неожиданный визит «соседей».
Изредка постреливали короткими очередями из пулемета, пускали в небо осветительные ракеты, точь-в-точь, как это делали немцы. А Привольнее в это время вел наблюдение, метр за метром исследуя ломаную линию траншей, уточняя расположение огневых точек, наносил обстановку на карту-схему.
Оставленные в разных местах на восточном берегу разведчики «неосторожно» обнаружили себя огоньками карманных фонариков, вспышками спичек, громкими криками. Гитлеровцы реагировали треском длинных пулеметных очередей, выстрелами из минометов...
С высоты холма многое прояснилось. А к дзоту в течение ночи так никто и не подошел. Перед рассветом разведчики взорвали огневую точку и благополучно ушли на свой берег...
Мне и после приходилось встречаться с Владимиром. Геройский парень! К тому времени два ордена Красного Знамени, орден Красной Звезды украшали его грудь. Сам командующий фронтом генерал армии Толбухин в письме, опубликованном в газете «В бой за Родину» отмечал: «Крепко вы бьете фашистов, умело воюете искусно ведете разведку. Молодец!».