Впервые в жизни, или Стереотипы взрослой женщины
Шрифт:
Олеся даже прикинула, кому из знакомых фотографов это поручить. Макияж, конечно, будет делать Анна. Максиму и делать ничего не надо, он всегда выглядит идеально. Лицо для обложки. Олеся вспомнила, какое прекрасное, загорелое, беззаботное, улыбающееся лицо живет на обложке этой книги «Камео». Дурацкое название. В Википедии было сказано, что «Камео» – это эпизодическая роль в пьесе или фильме, которую исполняет известная персона – звезда или политик. Интересно, кого Максим посчитал за «Камео» в своей книге? Уж не себя ли? Вполне возможно. Для Померанцева есть только одна звезда на небосводе – он сам. Самовлюбленный нарцисс! Но обложка отличная. Вернее, фотография.
По большому счету именно это желание взять
Ирландский темперамент
Анна затянула до последнего, накручивая саму себя до черт его знает чего, и так уж получилось, что, когда отступать было некуда, она жила практически в постоянном состоянии полуобморока. Матгемейн волновался и нервничал до невозможности. В отсутствие информации он тоже навоображал себе что-то невообразимое, поэтому, когда вечером накануне отъезда Анна села напротив него за кухонным столом, он был уже готов ко всему. Война, болезни, катастрофы и, в частности, то, что Энни разлюбила его, что было, конечно, самым ужасным и непереносимым вариантом из всех возможных.
Она сидела напротив него с лицом торжественным и печальным. Сказала, что ей надо с ним серьезно поговорить. We should talk. Матгемейн побледнел и сел молча и без возражений. Дети в этот момент гуляли с бабой Ниндзей, хотя погода совершенно не располагала. Но Анна попросила и даже дала денег на кинотеатр, чтобы в этот особый, тяжелый для всех момент дети не оказались свидетелями чего-нибудь неприемлемого. Криков на английском языке. Маминых слез. Хлопанья дверей.
– Что случилось? – спросил Матюша, и Анна замотала головой.
– Ничего не случилось, – ответила она, подтягивая к себе поближе смартфон со словарем. За все эти месяцы их англо-русский вариант языка сильно улучшился, но в прилагаемых обстоятельствах его могло бы не хватить.
– Ничего? – удивился и расстроился Матгемейн, потому что, если бы что-то случилось, он бы мог что-то предпринять. Но если ничего не случилось, значит, только одно могло измениться. Ее чувства к нему. Shit! [9]
– То есть… Я не знаю, как сказать. – Анна нервничала и смотрела на часы. Как она могла дотянуть до этого? Как могла не сказать раньше? Ей еще нужно собрать вещи, проверить всю косметику, которую берет с собой. Большая часть, конечно, едет в кофрах с остальным грузом, и все же Анна решила на всякий случай взять с собой все, что у нее имелось в запасе. Кто его знает, сможет ли она купить что-то в Самаре. Логика говорит, что это такой же город, как и любой другой, а значит, там можно будет купить любую косметику, какую только пожелает душа. Воспоминания юности говорили, что за пределами Москвы что угодно может стать дефицитом.
9
Вот черт! (англ.)
– Скажи как есть, – нахмурился Матгемейн. – Хватит, Энни, просто скажи, и все.
– Хорошо. Матюша… – Она вдохнула поглубже и выпалила на одном дыхании: – Мне нужно уехать.
– Куда? Надолго?
– На три месяца, – выдохнула Анна, и лицо покраснело. – Возможно, даже на четыре.
– До весны? – вытаращился на нее Матгемейн после того, как информация была должным образом ему переведена. Так как сначала подумал, что просто неправильно понял. А потом, когда Анна написала все через переводчик Google, надеялся,
– Да. До весны. В Самару, – горестно кивнула Анна. – У меня контракт с киностудией.
– А мне-то что делать тут без тебя, без детей? – замотал головой Матюша. – Три месяца? Неужели это было так нужно – этот контракт? Я не понимаю, неужели нам не хватает денег?
– Просто это… очень выгодный контракт, – пробормотала Анна, понимая, как странно это, наверное, звучит для мужа. Он тоже подписал контракт – как раз тоже на три месяца, так как таков был срок его разрешения на работу. Его взяли в постоянный состав музыкантов для одной музыкальной студии, что было, безусловно, просто обалденной новостью. И все же… Этих денег спокойно хватило бы на жизнь, но не на долги. Матгемейн молча рассматривал рисунок на скатерти, ягодно-фруктовый хоровод, местами заляпанный вареньем. Потом поднял голову и посмотрел Анне в глаза.
– Ты что-то от меня скрываешь? У тебя есть другой? – спросил он, и, слава богу, Анна не сразу поняла, что именно муж сказал, потому что реакция даже на слова в смартфоне была более чем бурной. Она вскочила и принялась возмущаться.
– Что? Как ты мог подумать? Какой другой?! Да я… Мне просто нужны деньги, и все! – Анна сказала много чего, но переводить все не стала. Ясно было одно – сама идея о неверности была отброшена с возмущением чистой пред мужем женщины.
– Alright! Alright! [10] – замахал руками Матгемейн. – Прости! Просто иногда ты бываешь такой… я не знаю, что и думать.
10
Хорошо, хорошо! (англ.)
– И потом, – возмущенно дышала Анна. – Я еду без детей. Очень, очень рассчитывала, что ты мне с ними поможешь. И что будешь звонить. Не бросишь меня… – Тут Анна вдруг принялась плакать, и Матгемейн немедленно бросился ее успокаивать, хотя и не понял до конца, что именно из его слов вдруг расстроило жену до такой степени. Определенно даже после всего этого времени между ними еще сохранялся языковой барьер. Особенно в моменты разборок.
– Тише, тише, – обнимал Анну муж и гладил ее длинные соломенные волосы. – Не волнуйся, все будет хорошо. Все наладится. Когда ты едешь? – Он спросил это мирным и даже ласковым тоном, но Анна на это принялась рыдать в полную силу. Сначала Матюша решил, что она просто что-то не так поняла, но потом вдруг заметил виноватый взгляд.
– Так когда? – Матгемейн встал и принялся сверлить ее недобрым взором. Всхлипнув в последний раз, Анна кивнула.
– Завтра.
– Что? – теперь уже пришел черед Матгемейна бегать по кухне и кричать что-то неразборчивое на английском языке. А Анне – носиться вслед за ним и пытаться успокоить при помощи объятий, поцелуев и прочих приемов «ниже пояса». Хорошо, что детей не было дома, потому что то, каким образом эти двое все же нашли общий язык, категорически не предназначалось для детских глаз. Но это ли важно? Главное, что на следующее утро Матгемейн, злой и заспанный, помог Анне дотащить чемоданы до поезда, а потом долго-долго целовал, прежде чем отпустить и позволить исчезнуть в глубине вагона.
Померанцев на платформе не появился. Их примирение не подразумевало того, что он станет настолько «милым». На самом деле, демонстрируя свое возмущение и недовольство ее отъездом, он попросил его вообще не будить в день отъезда, сославшись на то, что в тот же день вечером у него важная презентация книги.
– Хорошо, дорогой, спи. Я просто исчезну, да? – улыбнулась Олеся зло, а про себя подумала, что теперь уж точно прочитает его чертову книгу, чтобы только отомстить ему за это.