Враг мой (Авторский сборник)
Шрифт:
Миф представлял собой Книгу Бытия гермафродитов. В нем описывались зарождение расы и причины, по которым Ааква создал ее. Кроме того, он твердо вверял жречеству контроль над всем происходящим.
«... И первый главный жрец звался Рада.
Рада разослал жрецов по всему Синдие изучать знаки и видения. Собрали слуги это знание и передали его Раде.
Двенадцать дней и двенадцать ночей изучал главный жрец знаки и видения, отделяя истинное от ложного, племенные выдумки от
А на тринадцатый день заговорил Рада со жрецами о том, что познал...»
«И приказал Рада жрецам разойтись по Синдие и учить Законам. И пообещал Рада, что, пока на Синдие будут слушаться жрецов Ааквы и следовать законам Бога Дневного Света, там пребудут мир и достаток.
Синдие слушала жрецов, познавала Законы и следовала им. Жрецы принимали пожертвования Аакве...»
Древняя политическая структура — теократическая деспотия. Плата за препровождение в рай. Смущала лишь грамматическая форма, присущая «Мифу об Аакве»: «И сказано было, что сотворил мир Ааква...», «Сказано было, что назвал Ааква детей своих „Синдие“...»
Это излагалось не как факт, а как теологический постулат, просто отмечающий отправной пункт. Джоанн продолжала слушать. В Мифе оказалось много отдельных историй: о Суммате, о Даулте-неверующем, о проклятии войны, ниспосланном Ааквой на Синдие, о разделении Ааквой Синдие на четыре главных племени.
Она размышляла об универсальности некоторых объяснений, идей, упований. Взяв плейер, она вставала с койки и расхаживала по палате, внимая «Кода Овида», «Преданию об Ухе».
Начиналось оно с разъяснений табу, предохранявших четыре племени от войн, а продолжалось рассказом о событиях в местности под названием Мадах...
Почти двенадцать тысяч лет тому назад, еще до того, как мир Синдие был осознан как таковой, в гористой пустыне существовал Мадах — край засухи и голода.
Племя из Мадаха, маведах, было вынуждено пожирать собственных мертвецов...
До нее донеслись шаги Вунзелеха, и она выключила плейер.
— Прошу вас, Джоанн Никол, не выключайте. Рассказывает Хига Тиданола. Прилягте, я наложу мазь, и мы послушаем вместе.
Она сняла халат и присела на койку. Рассказ продолжался.
«Грелся у огня один из низших жрецов Ааквы, некий Ухе. В ту ночь Ухе сидел и смотрел, как умирает от голода его единственный ребенок, Леуно.
Потом у него на глазах те, кто готовил еду, возложили тельце Леуно на костер.
Ухе воззвал к Богу Дневного Света:
— Это и есть обещанный тобой достаток в награду за соблюдение Закона мира, Ааква ? Такова милость и вознаграждение от Прародителя Всего?
В ту ночь ответом Ухе было молчание. Ухе наблюдал, как умирает еще один ребенок, а его родитель, некогда гордый охотник, с тоской смотрит ему в глаза. Подле одного из костров сидели восемь охотников и ждали последнего вздоха ребенка. Когда он испустит дух, его тело будет разделено между ними.
Наблюдая
От ярости Ухе забыл о боли и о страхе. У первого ночного костра, когда почва еще оставалась теплой от прикосновения Ааквы, Ухе поднялся перед старейшинами племени.
— Бантумех, великий и досточтимый вождь старейшин маведах, этой ночью ты вкусил плоть моего дитя, Леуно. Бантумех закрыл руками лицо.
— Твой стыд — это наш стыд, безутешный Ухе.
Потом Бантумех убрал руки от лица, покрытого морщинами возраста и боли, а также шрамами, напоминающими о сражениях за предводительство в маведах.
— Но за этот год каждый из нас вкушал собственного ребенка, брата, родителя, друга. У нас нет выбора. Единственное наше спасение — это не думать, когда мы насыщаемся, дабы не погибло племя маведах. Горе твое понятно, но напоминание о нем неуместно.
Получив отповедь, Ухе не отошел от старейшин, а указал на восток, на горы Аккуйя.
— Там есть еда для маведах, Бантумех. Бантумех вскочил с перекошенным от гнева лицом.
— Ты говоришь о нарушении племенем маведах табу? Если бы это было возможно, неужто я давно не сделал бы этого?
Старейшина по имени Ииджиа, главный среди жрецов Ааквы, тоже вскочил.
— Ухе, ты — зверь, представший перед старейшинами, а не жрец Ааквы! — Ииджиа восполнял громким криком свой малый рост и худобу. — Закон ясно гласит, что маведах запрещено заходить на земли иррведах, а иррведах запрещено заходить на земли маведах. Для нас табу — даже просить у иррведах пищи. Даже возжелать этого — табу!
Большинство старейшин закивали и согласно загудели. Повиноваться такому закону было нелегко, но мудрость его была понятна всем. Нарушение закона опять принесло бы на Синдие войны. Таково было обещание Ааквы, а войны были слишком страшной расплатой.
Ухе раскинул руки и воздел лик к ночному небу.
— Но Ааква посылает мне новое видение. Прежний закон относился к прежнему времени и прежнему месту. Сейчас Ааква говорит мне: то время прошло. Ааква говорит всем нам, что и место теперь иное. Настало время для другого закона.
Ииджиа смолк, ибо спорить с видением было опасно. Если молодой Ухе солгал, его ждала кара. Но и сам Ииджиа понесет наказание, если восстанет против видения, которое окажется истинным законом.
И еще увидел Ииджиа, как к старейшинам потянулось все племя. Истинен закон или нет, но он обещал пищу, а значит, не мог не получить поддержки у вооруженных охотников.
Ииджиа возвратился на свое место в кругу старейшин и сказал Ухе: