Враг неведом
Шрифт:
А сил и времени, действительно, не хватало. После двенадцатого мая опытных специалистов по атому стало настолько мало, что каждый из них стоил теперь как сверхсовременный истребитель-бомбардировщик. Тем более что за прошедший месяц «внезапно» выяснилось, что многочисленные «эффективные менеджеры», всем рулящие и во всем разбирающиеся, не способны не то, что решить элементарную техническую проблему, но даже просто понять, в чём она заключается. Уже через пару недель службы Алексей неожиданно для себя осознал, что может буквально ногой открывать двери во многие недоступные для обычных смертных начальственные кабинеты и требовать
Силовую поддержку осуществляла совместная спецгруппа Минобороны и ФСБ. Причем, входили в нее не только «громилы-боевики», но и вполне себе вежливые «экономисты-юристы», умеющие коротко и доступно объяснить любому «успешному управленцу», в чём он не прав и почему должен работать на благо Родины так, как этого требует товарищ эксперт.
Эх! Если бы так можно было решить все проблемы и особенно ту, главную — что произошло с атомными достижениями человечества в ночь с одиннадцатого на двенадцатое?
Увы, результаты пока не радовали. За месяц удалось установить только размеры и конфигурацию «сдвигов» — именно так, с легкой руки какого-то журналиста (брякнувшего в прямом эфире: «у нас всё так странно сдвинулось»), стали называть области пространства, появившиеся на местах исчезнувших электростанций, заводов, военных частей. Большинство представляли собой сферы диаметром около двадцати километров, некоторые (в основном, бывшие научно-исследовательские центры, расположенные внутри городов) имели размер в десять раз меньший.
Форму «сдвинутых» областей определили геологи. Сначала считалось, что это «цилиндры», уходящие глубоко в толщу земли. На это указывали скважины, пробуренные в различных точках внутри исследуемых зон. Однако потом, при бурении по краю двухкилометровых аномалий, выяснилось, что граница между условно старыми и условно новыми пластами горных пород проходит на глубинах, меняющихся тангенциально в зависимости от расстояния от центра зоны. Сперва, правда, решили, что эта зависимость линейная и сдвиги имеют форму конуса, но более детальные исследования показали, что это всё-таки сферы.
В практическом плане точное определение формы помогло сузить поиск виновников катастрофы. На «цилиндры» опирались сторонники «лучей смерти из дальнего космоса», на «конусы» уповали те, кто считал: удары наносились из центра Земли. Обе гипотезы оказались неверными. Кто бы ни стоял за случившимся, он бил исключительно по поверхности. Таинственные заряды касались земли, потом как бы «взрывались», аномалия распространялась в пространстве, не встречая сопротивления, и резко останавливалась, когда принимала форму шара определенного радиуса.
На этом все достижения и успехи в изучении сдвигов заканчивались.
Не удавалось достичь и полноценного международного сотрудничества. Все крупные государства тщательно секретили свои наработки по теме. Кооперация возникала только среди «независимых» ученых. Но поскольку к официальным данным их не допускали, постольку все выдвигаемые ими теории основывались исключительно на догадках и, мало того, тут же терялись в ворохе псевдонаучного бреда, заполонившего телевидение,
Не избежал этого занятия и Трифонов. Несколько раз по заданию руководства ЦИАНТа он мониторил сеть по ключевым фразам, фамилиям и названиям. Увы, никакой пользы эта работа не принесла. Пусть некоторые и говорят, что отрицательный результат — это тоже результат, в реальной жизни неудачи лишь расхолаживают, заставляют опускать руки, а иногда и вообще — вызывают полное отвращение к тому, что делаешь.
Алексею в этом отношении повезло. Отвращения к работе он, слава богу, не испытал. Все отрицательные эмоции ушли в другое. Его докладную записку «Об атипичных параметрах черенковского излучения в исследуемых зонах» начальство проигнорировало. Хотя перспективы для дальнейших исследований там явно просматривались. Это подтверждалось не только отечественной статистикой, но и открытыми данными из зарубежных источников. Треки «сверхсветовых» частиц обнаруживали практически во всех сдвигах, причем, угол конуса волнового фронта частенько не соответствовал теоретически обоснованному. Регистрируемые датчиками аномальные «тахионы» составляли не более одной десятой процента всех найденных, что, в общем и целом, вписывалось в привычные рамки распределения вероятностей. В итоге, все обнаруживаемые несоответствия списывались на ошибки измерений и разнообразные «мусорные» излучения.
Исследования непонятных частиц Трифонов продолжал на свой страх и риск, в каждой командировке, набирая статистику, надеясь, что эффект от его кропотливой работы рано или поздно проявится…
В обещанные пять минут Трифонов уложился.
— Есть что-нибудь новенькое? — поинтересовался Сухей, когда российский коллега появился на пороге научного блока.
— Есть, как не быть? — пожал плечами вошедший. — На диске смотри, я в общую директорию скинул.
— Отлично! — иранец потёр руки и развернулся к компьютеру.
Алексей хмыкнул, взял со стола распечатку со спектральным анализом и углубился в чтение.
Спустя примерно минуту он почесал в затылке. Через две покачал головой. Через четыре отложил бумаги и уставился на Вахеди. Тот, не обращая внимания на Трифонова, что-то увлеченно писал, время от времени сверяясь с раскрытым ноутом.
Алексей снова опустил взгляд на распечатку с данными.
Где и когда он, чёрт побери, видел такой же набор элементов? Лантан, фтор, барий, ртуть, иттрий… Зачем они здесь? Кто их соединил?
Раздумья длились недолго.
Трифонов вспомнил.
Одиннадцать лет назад, на мини-банкете по поводу окончания вуза его одногруппник Яша Шмулевич, слегка подвыпив, рассказывал Алексею о своих планах на будущее.
Яков был увлечен проблемой создания высокотемпературных сверхпроводников и, еще учась в институте, ставил на базовой кафедре эксперименты с весьма интересными результатами. Одним из таких он и поделился с приятелем. Трифонов, впрочем, давно об этом забыл — его научные интересы лежали в другой области. А вот сейчас неожиданно вспомнил.