Враги целуют жадно
Шрифт:
– За что? За что ты так люто меня ненавидишь?
– Я… не знаю, - столь же вкрадчиво и напряженно признался он. – Сам не понимаю! Что делать с этим, не представляю. Но, клянусь… ты бесишь меня одним своим существованием. Меня трясет от одного лишь твоего вида, Аня! И тошнит порой от того, что приходиться делить с тобой один… воздух!
Аня ошеломленно уставилась на Збруева. Ее тоже трясло. От обиды.
От безысходности. И от собственной беспомощности в данный момент.
«Вот так, значит? Да? Мое
Поддавшись примитивной злобе… необъяснимому порыву, затмевающему разум, она схватила его за грудки, и яростно выплюнула прямо ему в лицо:
– Ах, бедненький! Тошнит от меня, да? Это хорошо! Очень хорошо! Надеюсь, сейчас ты сойдешь с ума от отвращения! Надеюсь, тебя вырвет, чертов ты ублюдок!
Не отдавая отчета своим действиям, и никак себя более не контролируя, Аня поцеловала своего злейшего врага прямо в губы. Надеялась, что он брезгливо оттолкнет ее от себя. Начнет плеваться, или же согнется в рвотных позывах.
Но он вдруг… издав утробный нечеловеческий стон… ответил на ее поцелуй.
Глава 14
«Что за…?!! Что она де…? Сукааааа!»
Вадим опешил. Растерялся. Охренел. И замер на мгновение, оглушенный ревом своего взбесившегося пульса, как только ощутил прикосновение ее губ. Дерзкое. Яростное. Пропитанное гневом. В то же время… осторожное.
Почти невинное. Обезоруживающее. Он не ожидал. ТАКОГО не ожидал!
Был застигнут врасплох. Потерял ориентиры. И сокрушенно застонал, задыхаясь от остроты ощущений. Ее выходка стала для него последней каплей. Он и так был на взводе после вчерашнего. После сегодняшнего.
А теперь и вовсе обезумел, лишаясь самоконтроля. Забываясь. Растворяясь. Позволяя себе разок… всего лишь разок… поддаться этому странному зову.
Его торкнуло. Так жестко торкнуло, что разум помутился. И все стоп-краны сорвало. Подобно конченному обдолбышу, Вадим тайком втягивал в себя выдыхаемый Аней воздух. Упивался им, как опиумом. Дурел от ее близости и… жадно отвечал на поцелуй, безжалостно сминая ее губы своими.
Она что-то невнятно замычала, упираясь ладонями в его грудь. Оттолкнуть его собиралась – он интуитивно чувствовал, но… не мог этого допустить.
Не мог, и все. Его жестко колошматило. Ему не хватало… не хватало…
«Еще! Я хочу еще! Ну, же, девочка? Прижмись плотнее! Потрись об меня! Обними! Другого шанса у нас не будет. Я не дам его… даже себе! Сотру из памяти эти мгновения и никогда больше не прикоснусь к тебе! Потому что… не могу иначе! ТАК нельзя! У тебя лишь одна попытка. Здесь и сейчас. Давай, же! Используй ее. Делай все то, что делаешь в моих снах – своди с ума! Ненавидь. Презирай. Но… целуй меня! Целуй глубже, дрянь маленькая!»
Но Аня медленно отстранилась, замерев перед ним, как кролик перед удавом.
Оба
Стеклова провела кончиком языка по своей нижней губе – припухшей и влажной от поцелуя с ним, и… Вадима вновь накрыло. Он рывком притянул ее к себе. Грубо впечатал девчонку в свое жесткое тело, беззвучно рыча:
«Дай мне их! Дай сюда свои чертовы губы!»
На сей раз он сам накинулся на нее. Как оголодавший. Как сумасшедший.
Прижал к стене весом своего тела и поцеловал. Требовательно. Властно.
Делая все, чтобы эта выскочка навсегда запомнила, каково это – целоваться с ним, он нагло протолкнул язык в глубины ее рта – сладкого, горячего. И… дернулся, как от удара током. Это был чистейший кайф! Невообразимый!
Сердце безжалостно таранило грудную клетку. Кровь, кипятком бурлящая в жилах, устремилась к паху. Член встал колом. Затвердел. Набух так сильно, что причинял уже реальный дискомфорт и требовал немедленной разрядки.
«Боже! Какое у нее охрененное тело! И правда… совершенное!»
Буквально подыхая от возбуждения (сильнейшего на его памяти), Вадим дал волю рукам. Они зажили своей жизнью. Не прерывая их поцелуи, он принялся шарить ладонями по телу Ани. Сжимал грудь, играя с ее сосками поверх одежды. Стискивал тонкую талию. Гладил спину. Ласкал шею.
Остервенело сминал пальцами упругую задницу. Хватал за стройные бедра. Хватал так хищно и свирепо, что случайно разодрал ногтями ее колготки.
«Не колготки!»– вспомнил вдруг. – «Чулки! Эта выскочка носит чулки!»
Он чуть с ума не сошел, когда случайно это обнаружил. Там, у стойки с расписанием. Пришлось спасаться бегством, пока никто не заметил, какой эффект на него произвело это открытие. Но теперь… теперь он мог к ним даже прикоснуться. Что, собственно, и сделал – аккуратно забрался под подол Аниного платья и скрипнул зубами, нащупав широкую кружевную резинку на ее бедре. А еще… что это? Ленты, уходящие вверх. Подвязки?
«О-ХРЕ-НЕТЬ, Стеклова! Ты… ты… Я должен это увидеть!»
Отстранившись, он попытался задрать ее платье чуть ли не до талии.
Но Аня среагировала быстрее, и стремительно вывернулась из его объятий.
Взъерошенная. Раскрасневшаяся. Потерянная и смущенная до крайности.
И все же, он увидел подвязки. За секунду до того, как она одернула платье.
– М-М-М! – не сдержавшись, Вадим застонал вслух и… замер, словно громом пораженный. Реальность обрушилась на него многотонной лавиной. Реальность, в которой он… готов был практически залезть в трусы… не к своей девушке! В которой стоял посреди университетского коридора (ладно хоть темного, безлюдного), и забыв обо всем… развлекался со Стекловой.