«Враги ли мы с греками?». По произведениям Константина Леонтьева
Шрифт:
Надо прежде всего примирить болгар с греками.
Надо оставить на первое время часть болгар под Патриархом в южной Фракии и в южной Македонии, отдавши все остальное экзарху. И часть греков под болгарами, где придется. Надо достичь того, чтобы Патриарх снял с болгар проклятие, если по уставу он имеет право сделать это без созвания нового собора, если болгары сознаются, что они поступали неканонически. И они должны сознаться и покаяться в этом…
Восточный вопросбудет кончен, даже и в том случае, если Порта сохранит еще на этот раз какую-нибудь тень владычества» [98] .
98
Храм и Церковь. С. 165.
Леонтьев приводит мнение
99
Письма о восточных делах. С. 365.
Восстановление добрых отношений между Патриархией и российским Синодом доктор Овербек считает не только в высшей степени желательным, но и, на основании совершенно достоверных данных, весьмавозможным. “Восстановление дружбы между ними, — говорит Овербек, — было бы благодеянием для обеихЦерквей и, без сомнения, возвысило бы влияние Православия на всем свете. Недоразумения произошли оттого, что к вопросам чисто церковным примешались соображения политические. Но, — продолжает он, — эти недоразумения легко устранимы: я явился в Константинополь как открытый друг России и Русской Церкви и не раз имел случай заявлять об этом в моих разговорах с Патриархом; тем не менее решительно все отнеслись ко мне с полнейшим дружелюбием.
Греки, — говорит доктор Овербек, — начинают понимать (может быть, не без некоторого прискорбия), что хотя номинальноепредводительство в Православной Церкви принадлежит им, фактическоепреобладание перешло уже к славянам (т. е. к русским, около которых группируются остальные славяне). Греки видят, таким образом, что центр тяжести в этом деле переходит на Север, к России, за которой оказывается преимущество… в более значительном числе ее детей… Правда, многие греческие иерархи, получившие образование за границей, возвращаются на родину с немалым запасом русофобии; но зато все те знакомые мне греки, которые окончили свое образование в России, вообще очень дружественно расположены к ней. Было бы крайне желательно, чтобы Россия привлекала к себе молодых греческих богословов и кандидатов богословия и давала бы им возможность оканчивать свое образование в русскихдуховных академиях вместо иностранных университетов, где они вместе с неоспоримым научным развитием получают иногда и некоторый гетеродоксальный колорит.
Сближение между обеими Церквами должно бы исходить от России, как от стороны более сильной. Желание такого сближения, заявленное со стороны Российской Церкви(по крайней мере, в лице более значительных ее представителей), было бы, без сомнения, встречено греками с полнейшим сочувствием; русским было бы легко приобрести расположение и любовь своих меньших братий(вероятно, имеется в виду меньших числом. — Сост.) — как умеренностью и скромностью, так и снисходительностию к традиционным идеям греков о первенстве Византии”…
Война же (вызванная все теми же ободренными удачным отщеплением болгарами) доказала грекам всю тщету их мечтаний о Византиии даже, общее говоря, всю глубокую политическую несостоятельность их в удалении от России… С другой стороны, и русские должны же наконец понять после этой войны, что " без греков нельзя решить успешно Восточного вопроса; ибо в них-то самая сущность его, а славян надо было еще прежде выдумать”» [100] .
100
Письма о восточных делах. С. 365–366.
Леонтьев спрашивает у себя:
«1) Должны ли мы заботиться об укреплении Православной Церкви, несмотря
101
Письма К. Н. Леонтьева к А. Александрову. Сергиев Посад, 1915. С. 5.
Согласно с древним пророчеством Леонтьев уверен, что русские должны будут занять Царь-град. По сложившимся политическим обстоятельствам считает это возможным в ближайшее время. Вместо панславизма, столь страшного для греков и одинаково невыгодного как грекам, так и русским, он видит необходимость создания греко-славянского союза на Босфоре, центр которого должен быть в Царьграде.
Мыслитель считает, что поскольку уравнительный процесс разрушил «вековой сословнокорпоративный строй жизни» [102] России и восстановление его становится невозможным, то для возрождения России необходим «крутой поворот, нужна новая почва, новые перспективы и совершенно непривычные сочетания, а главное, необходим новый центр, новая культурная столица»:
102
Письма о восточных делах. С. 371.
«Скорая и несомненно (судя по общему положению политических дел) удачная война, долженствующая разрешить Восточный вопрос и утвердить Россию на Босфоре, даст нам сразу тот выходиз нашего нравственного и экономического расстройства, который мы напрасно будем искать в одних внутренних переменах…
Все, мне кажется, должны понять, что именно на Босфоренужнее всего непосредственное действие сильной десницы и беспристрастного ума, стоящего выше местных и мелкопатриотических страстей. Русское влияние или русская власть в этом великом средоточии не должны иметь никакой исключительной окраски, ни юго-славянской, ни греческой; русская власть или русское влияние должны приобрести в этих странах характер именно вселенский…И в этом смысле Цареградская Патриархия должна стать для этого русского всепримиряющего влияния самой мощной и прочной нравственной опорой. Дело не в лицах, занимавшихза последнее время этот великий и многозначительный престол; дело не в национальности этих лици не в поведении их; дело в значении самого престола.Вопрос не в епископах; не в людях, живших под вечным “страхом агарянским”. Люди меняются; вопрос в древнем учреждении, под духовным воздействием которого сложилась и окрепла и наша, еще столь живучая доселе, Московская Русь.
Несчастным болгарам, в утеснении своем мечтавшим лишь о том, как заявить миру о существовании и человеческих правах своей подавленной народности, было простительно и естественно видеть в Цареградском Патриархе только греческого владыку.Для великой России необходим иной — орлиный полет; для русской мощи достойнее самовольно смиряться перед безоружной духовной силой православного учреждения, вдохнувшего 1000 лет тому назад в нас христианскую душу, чем вступить в раздражительный и мелочной антагонизм с ничтожным по численности греческим племенем. Вопрос тут не в греках или славянах; это одна близорукость; это политика жалкая и бесплодная; дело, сказал я, прежде в умиротворении, в укреплении Вселенского Православия.