Врата дракона
Шрифт:
Впоследствии Юй полагал, что всё, произошедшее с ним в недрах горы Лунмынь, ему попросту приснилось», – женщина, сидевшая у изголовья кровати, закрыла книгу. – Это все, Сюаньтун.
– Спасибо, Сянь. Ты сегодня замечательно читала.
Лежащий на кровати худой мужчина в очках слабо улыбнулся бескровными, пересохшими губами и накрыл своей ладонью кисть женщины. Его рука была сухой и горячей.
Ли Шусянь тревожно посмотрела на мужа. Тот не любил, когда она называла его этим именем, и обычно сердился в таких случаях. Сейчас же никакой реакции не последовало. Неужели это и впрямь конец, как и говорил ей врач?
– Сянь… – тихо прошелестел голос больного.
– Да,
– Пожалуйста, пожалуйста, схорони мой прах рядом с моим приемным отцом императором Гуансюем, вместе с матушкой Юй Лин…
– Ну что ты, что ты, Сюаньтун! Что за мрачные мысли? Ты обязательно поправишься!
Но мужчина уже не слышал ее надрывных всхлипов. Он вновь потерял сознание.
В который раз за эти ужасные сутки.
С самого раннего детства император любил слушать именно это место из «Наставлений Предков». Историю получения Юем, усмирителем потопа, чудесных артефактов: светящейся жемчужины и нефритовой пластинки-измерителя. Эти удивительные вещи, как говорил юному Сыну Неба наставник Чэнь, до недавнего времени хранились среди сокровищ цинского двора, собранных государями двух династий – Мин и Цин – и имели огромное сакральное значение. Легенда гласила, что пока владыки Поднебесной обладают жемчужиной и пластиной, до тех пор будет непоколебимо держаться императорская власть в Срединном государстве.
К сожалению, в 1908 году, незадолго до своей смерти, выжившая из ума императрица Цыси приказала спрятать сокровища. Что ею двигало? Может быть, старуха полагала, что в тайнике они сохранятся куда надежнее, чем в Запретном городе, где процветало воровство. Пока была жива Старая, или Почтенная, Будда (такой титул придумала себе сама государыня), она беспощадно боролась с расхитителями. После же ее кончины от грабителей просто спасу не стало. Грабили все без исключения. Каждый, кто находился во дворце и имел хоть малейшую возможность тащить, тащил без зазрения совести. Крали по-разному. Одни взламывали замки и крали потихоньку, другие использовали легальные методы и крали средь бела дня. Евнухи больше использовали первый способ, в то время как мандарины и служащие Департамента двора прибегали ко второму.
А что тут сделаешь? Беспорядок и неустройство, наступившие в стране после Синьхайской революции 1911 года, неизбежно сказывались и на жизни двора. Государь юн и лишен всякой власти, оказавшись фактически узником Запретного города, откуда ему выходить категорически возбранялось. Только и того, что согласно «Льготным условиям для цинского двора», за ним сохранился его почетный титул. А на деле Сюаньтун бессилен что-либо предпринять даже против собственной распоясавшейся дворни. Вот недавно только попытался учинить расследование очередной кражи из сокровищницы императора Цзяцина во дворце Цзяньфугун, так сразу же ночью приключился пожар, который уничтожил все дотла.
А ведь именно среди этих сокровищ Сын Неба и обнаружил тот самый документ, с которого все и началось.
Однажды, императору тогда только-только исполнилось шестнадцать лет, он из простого любопытства попросил евнуха Гунь Сяотина открыть хранилище возле дворца Цзяньфугун. Вход в хранилище был опечатан и, по крайней мере, лет пятнадцать не открывался. Войдя в помещение, молодой государь увидел, что оно до потолка сплошь заставлено большими ящиками, на которых были наклеены ярлыки, датированные годами правления Цзяцина (1796–1820). Что находилось внутри, никто сказать не мог. Сюаньтун велел евнухам открыть один из них. В ящике обнаружились свитки надписей и картин и необычайно изящные изделия из нефрита. В другом оказалась ритуальная утварь из золота, в третьем – фарфор.
Выяснилось, что это были драгоценности, которые собрал император Цяньлун, правивший в 1736–1796 годах. После его смерти Цзяцин приказал опечатать все эти драгоценности и заполнил ими хранилище.
Внимание Сына Неба привлек один из золотых сосудов, выполненный в виде священного зверя цилиня. Взяв его в руки, богдыхан заметил, что внутри единорога что-то есть. Этим что-то оказался лист бумаги, свернутый в трубочку и перевитый шелковой лентой. Концы ленты были залиты желтым императорским сургучом, на котором стоял оттиск печати. Государь без труда разобрал, что печать принадлежала покойной императрице Цыси.
Развернув свиток, Сюаньтун увидел, что бумага испещрена иероглифами, плясавшими вокруг каких-то рисунков или чертежей. План? Но чего? Кто бы мог помочь ему выяснить это?
За спиной императора раздался невнятный шорох и то ли вздох, то ли всхлип. Сын Неба стремительно обернулся и успел заметить, каким испуганным взглядом смотрел Гунь Сяотин на таинственную бумагу. Это продолжалось всего одно неуловимое мгновение, после чего евнух вновь придал лицу бесстрастное выражение.
– Ты знаешь, что это такое? – сунул ему свиток под нос государь.
– Нет, о Будда наших дней, – почтительно согнулся в поклоне Гунь Сяотин. – Раб не ведает, что держит в своих руках почтенный предок.
– Мы полагаем, что ты лжешь! – возмутился Сюаньтун.
Евнух отрицательно замотал головой.
– Ладно, не хочешь по-хорошему, – с этими словами император вытащил из кармана халата револьвер и направил его в грудь слуги.
Окружающие испуганно шарахнулись в разные стороны. Разом позеленевший Гунь Сяотин бухнулся перед повелителем на колени и ткнулся лбом в разноцветную плитку пола.
– Итак, мы ждем! – приставил револьвер к его затылку Сын Неба. – Говори, презренный!
Запуганный до смерти евнух, биясь лбом об пол, заплетающимся языком поведал государю, что, по его ничтожному разумению, в бумаге сокрыта тайна сокровищ Юя, спрятанных по приказу Цыси. Когда он, Гунь Сяотин, был еще мальчишкой и прислуживал в покоях императрицы-регентши, то однажды стал случайным свидетелем того, как тогдашний главный евнух двора Ли Ляньин явился к Цыси с докладом о некоем выполненном им «поручении». Речь, насколько понял малолетний Чунь, шла о жемчужине и нефритовой дощечке Юя. Ли Ляньин показал государыне лист бумаги с чертежами, после чего Цыси, свернув бумагу в свиток и запечатав его сургучом, приказала своему любимцу «получше спрятать план».
– И ты думаешь, что это та самая бумага?
– Рабу почтенного предка так показалось…
– Посмотрим, посмотрим, – быстро пробормотал Сюаньтун и нажал на курок.
Раздался глухой щелчок. Император улыбнулся и, разведя руками, обратился к присутствующим:
– Да я просто пошутил над ним! Револьвер-то на самом деле был не заряжен!
Таинственный свиток оказался весьма крепким орешком. Пару месяцев Сын Неба бился над его расшифровкой, но так до конца и не сумел понять, о чем же идет речь в плане. Не оттого ль, что бумага была написана устаревшим и тяжеловесным стилем багу, упраздненным еще в 1898 году указом императора Гуансюя? Сюаньтун слабо владел этой грамотой. Его наставники обучали его иным, более легким стилям. Обратиться же к кому-нибудь за помощью император не решался. Дело было чересчур важным для судеб династии и всей Поднебесной, чтобы доверить его кому-нибудь. Даже ближайшим родственникам, таким, как отец, Цзай Фэн, или младший брат, Пу Цзэ. Человек слаб. Уже сколько раз за свою короткую жизнь государь мог убедиться в этой простой истине.