Врата Кавказа
Шрифт:
В том же 1793 году Ираклий просил его, Гудовича, посодействовать… принятию его царства в подданство России. Этим прошением царь то ли признавал недействительность Георгиевского трактата, то ли хотел заключить новый договор на иных условиях, которые бы гарантировали безопасность его территорий. Жалобы продолжали сыпаться, но нападения персов на Грузию не случилось ни в предыдущем году, ни в следующем. И Гудович, занятый укреплением и без того слабой Кавказской линии, с должным вниманием к прошениям грузинского царя не отнёсся.
Покидая пределы Грузии в 1787 году, русские войска оставили Ираклию 12 пушек – подарок Екатерины II, которые были установлены на стенах Тифлиса. Это треть всей артиллерии города! И Гудович хорошо понимал, что вопрос защиты города и царства был решён не малочисленностью или превосходством артиллерии, а тем, что из этих пушек просто некому было стрелять по армии персидского шаха. Ираклий просил помощи России, но не смог собрать армию даже из подданных своих сыновей. А один из сыновей, Александр, вообще выступил против отца. Ираклий просил помощи у России, а сам накануне Крцанисской битвы вместо того, чтобы стянуть войска к своей столице, предпринял поход против Гянджи. Затем, сумев вступить в военный союз с имеретинским царём Соломоном, Ираклий совместными силами готов был дать бой персам у границы своего царства в казахском магале, близ реки Инджа и не пустить врага в свои владения. Но интриги царского дома и малочисленность армии заставили Ираклия вернуться к стенам родного города, где он надеялся собрать более многочисленную армию, отправив нарочных к своим сыновьям и внукам. Но на его призыв откликнулись далеко не все дети. В отличие от нерадивых потомков картли-кахетинского царя, имевших возможность быстро собрать войска и объединиться с отцом, у Гудовича такой возможности не было. При этом он понимал, что оставить Ираклия без поддержки – всё равно что подарить всё Закавказье Персии. Ведь престарелый, уставший от войн и разорений царь в ответ на предложения захватчиков вступить с ними в военный союз против России – а такие предложения были, и Гудович о них знал, – может дать и положительный ответ. Этого допускать было нельзя, и Гудович приготовил два письма, предназначавшихся царям: одно – императрице российской Екатерине II с планом нового персидского похода, второе – царю Картли-Кахетинского царства Ираклию II с советом «переговорами выиграть время и, в крайнем случае, согласиться на отдачу шаху белого алмаза и часов», речь о которых пойдёт ниже.
Вторжение Ага-Мохаммед-хана было как нельзя некстати: Россия в это время как раз проводила операцию по усмирению польского восстания под предводительством Косцюшко, и взять даже одного лишнего солдата было неоткуда. Тем не менее, на свой страх и риск, без согласия императрицы, а руководствуясь исключительно артикулами Георгиевского трактата, генерал направил на перевалы Кавказского хребта полковника Сырохнева с двумя батальонами пехоты, тридцатью казаками и шестью пушками. Это были единственные на тот момент войска, которые мог выделить Гудович царю Ираклию II.
Узнав о движении русских войск, Ага-Мохаммед-хан под благовидным предлогом как-то очень быстро покинул Тифлис, но, тем не менее, продолжил переговоры с побеждённым им царём Ираклием, укрывшимся в ущельях Арагвы в местечке Душет. Посыльный шаха передал царю мирные условия, надеясь в последний момент использовать обиду на русских за неоказание своевременной помощи против них же самих. Шах требовал признать свою вассальную зависимость от Ирана, выдать для расправы всех армян, а также в качестве аманатов – одного из царских сыновей. Кроме того, шаху не давали покоя две вещи: большой белый алмаз и часы, подаренные Ираклию князем Потёмкиным при подписании Георгиевского трактата. В обмен на часы из зала Совета в Тифлисском царском дворце и драгоценный камень Ага-Мохаммед-хан предлагал отпустить тридцать тысяч пленных и силами своей армии отстроить Тифлис.
Считая своё положение безвыходным, Ираклий уже готовился дать положительный ответ, когда узнал о подписании Екатериной II указа о начале подготовки карательного похода против кастрированного шаха-самозванца. Да и сам шах как-то больше не проявлял агрессии ввиду приближающейся зимы. Его войска настолько рьяно уничтожали всё, включая посевы, грядки и виноградники, с таким остервенением разрушали постройки, что перед Ага-Мохаммед-ханом и его армией начала маячить грустная перспектива голодной и холодной зимы.
Та же невесёлая перспектива, к слову, очень скоро стала вырисовываться и у экспедиционного корпуса русских под началом Сырохнева. Накануне отправки русских батальонов из Кизляра, где располагалась ставка Гудовича, царь Ираклий заверил генерала, что он, несмотря на разорение, готов обеспечить двадцатитысячную русскую армию всем необходимым. Это был крик души: дайте только войска, и всё будет! И действительно, у посланных русскими батальонов это «всё» выглядело так: размытые осенними дождями дороги не позволили обеспечить нормальный подвоз продовольствия и фуража с Кавказской линии; разорение Закавказья не позволило нормально снабжать армию местными продуктами. В результате русские солдаты вынуждены были жить впроголодь. Достать хлеба невозможно было даже по ценам, завышенным в пятьдесят раз. Хлеба просто не было! Полковник Сырохнев, зная своих интендантов и не веря им до конца, вынужден был лично объезжать селения и буквально вымаливать продукты. Солдаты своими силами кое-как отстраивали самые крупные постройки Тифлиса, чтобы просто иметь крышу над головой. Ни о каких удобствах даже речи быть не могло. Царь Ираклий, щедрый на обещания, так и не сумел их выполнить. Но надо отдать ему должное, как царь он выполнил одну из своих функций: пусть даже с помощью чужой армии, пусть и с запозданием, но всё же он сумел защитить свой многострадальный народ от дальнейших посяганий персидского шаха.
О выводе русских войск из Закавказья в 1787 году ходило много слухов и домыслов. Споры не утихали многие годы. Кто-то считал выход русских войск из Грузии тайной политикой России, которая не хотела привлекать своих врагов на грузинские земли и тем самым создавать новый фронт, который придётся защищать и удерживать, кто-то всё свалил на Ираклия II, подписавшего за спиной России мирный договор с Османской империей. Истинную причину вывода знали только трое: российская императрица Екатерина II, картли-кахетинский царь Ираклий II и он, Гудович. А причина была проста и прозаична. Тогда, как и сейчас, грузинский владыка не сумел обеспечить едой русские батальоны. Войска России ушли из Закавказья из-за угрозы голода, покинув одни из богатейших и плодороднейших земель мира. Сам Гудович расценил это событие как хоть и не прямое, но всё же предательство со стороны Ираклия!
Во всей этой ситуации командующего Кавказской пограничной линией, который очень болезненно пережил разорение Грузии, поражало одно: Тифлис отстоять не сумели, а вот алмаз и часы вывезти время нашлось. Впрочем, и здесь генерал отыскал причины произошедшего. Царица Дарья отбыла из Тифлиса за два дня до падения города, спровоцировав массовое бегство. Она-то и позаботилась о ценностях. Причём корону и скипетр – подарок Ираклию II от Екатерины II – она всё-таки прихватить не успела, и атрибуты царской власти вскоре оказались в руках Ага-Мохаммед-хана.
Пока Гудович был погружён в свои невесёлые мысли, в столице Российской империи события развивались молниеносно. После получения в Петербурге рапорта генерала Гудовича от 23 сентября 1795 года о нападении Ага-Мохаммед-хана на Тифлис сенатский совет 18 октября постановил изгнать персов с Южного Кавказа, совершить и «дальнейший поход, если генерал Гудович найдёт нужным». Месяц спустя в рескрипте на имя генерала Гудовича императрица поставила задачу: «опрокинуть скопище Ага-Магомет-хана поражением и преследованием, искоренить властителя сего, если дерзнёт он до конца противиться пользам и воле нашей».
Заканчивался ноябрь этого тяжёлого года. Два наиболее боеспособных батальона Кубанского егерского полка – 1-й и 2-й – Гудович только что отправил в Закавказье на помощь царю Ираклию. Это должно было успокоить Кавказ, но на востоке, на берегах Каспия, забрезжила новая проблема, с которой нельзя было тянуть. Генерал не хотел больше повторения тифлисской резни.
А события в столице России – Санкт-Петербурге – развивались стремительно. Герсеван Чавчавадзе, казалось, поселился в Зимнем дворце. Он присутствовал на всех заседаниях и вёл отдельный протокол, который сразу по окончании мероприятий у царицы Екатерины немедленно доставлялся царю Ираклию.