Врата Лилит
Шрифт:
Ганина затошнило от отвращения, но тень уже не обращала на него внимания. Продолжая сладострастно хихикать, она уже сплела свои щупальца с щупальцами другой и повалилась с томным стоном прямо на шелковистую траву. Остальные тени подступили к Ганину и окружили его со всех сторон. Послышались теневые, шуршащие как опавшая осенняя листва, голоски - самые разные - от низких до высоких тонов -, но все они явно были женскими.
– Ой, девочки, смотрите, новенький!
– Какой хорошенький, зайка!
– А какие у него правильные формы, целенький ещё...
– Ну-ка, дайте-ка мне его пощупать, я первая его увидела!
Тени взвизгнули от восторга:
– Ой, девочки, он ещё и летает!
– Ой, прелесть какая!
– Голубок просто!
– Ну, давай же, спускайся, мы все в нетерпении! Выбери одну из нас или сразу много или всех! Мы очень хотим развлечься, очень!
Первым побуждением Ганина было свалить отсюда, куда подальше, но любопытство оказалось сильнее отвращения. Он приземлился на одну из веток дерева, что повыше, чтобы двенадцать щупальцеруких теней его не смогли достать, и спросил:
– Я выберу, только взамен вы сначала ответьте на мои вопросы. Где я нахожусь и почему мой проводник говорит, что здесь нельзя остаться, хотя тут лучше, чем там, откуда я пришел, и почему я не похож на вас?
Из толпы теней вышла одна - та самая, которая минуту назад растолкала остальных - у неё было больше всех щупалец.
– Все новички задают одни и те же вопросы! Но так уж и быть... У нас здесь лучше, потому что женские сектора всегда лучше мужских, а остаться вам тут нельзя, потому что иначе нам всем придет конец - желания к совокуплению у нас столь неодолимы, что мы можем просто сожрать друг друга или умереть от истощения. Признаться, многие из нас предпочли бы и такую участь, но хозяева этого не допускают - почему, спроси у них сам! А ты не похож на нас просто потому, что новичок... Вот поживешь тут пару тысяч лет - вот и будешь, как я, хе-хе! Чем больше щупалец, тем больше наслаждений - тебе это ещё предстоит изведать... Поверь мне, что со мной тебе понравится! А теперь спускайся и делай выбор, как обещал!
Другие щупальцерукие тени тоже подступили к дереву и, взявшись за 'руки', стали сначала медленно, но постепенно все ускоряясь и ускоряясь плясать вокруг него хороводом, что-то тихо и ритмично припевая. Голоса их были сладкие, как мед, а движения мягкие и плавные, у Ганина закружилась от них голова. Он почувствовал неодолимое желание спуститься вниз, в эти шелковые объятия и испить сполна чашу неведомых смертному наслаждений! Кажется, Ганин даже стал понимать, о ЧЕМ они поют. В голове его сами собой зароились образы, образы сложились в слова, а слова - опять в образы...
Перед мысленным взором Ганина промелькнули какие-то древние, высокие, в несколько человеческих ростов, вертикально стоящие то рядами, то по кругу, бледные камни - целый каменный сад!
– , сверкающие серебристым сиянием под полной луной; холм, увитый ароматными, такими же бледными, цветами, до него донеслись веселые визги и пронзительные звуки музыкальных инструментов - флейт, свирелей и барабанов. А потом возникли какие-то фигуры - полуобнаженные девицы и юноши, одетые в шкуры то ли медведей, то ли козлов, с венками из плюща на головах, босиком, экстатически плясали какие-то дикие хороводы возле светящегося в центре холма алтаря из серебристо-белого камня, рядом с которым стояла статуя обнаженной девушки
Но в этот миг видение прекратилось и он увидел, что летит не к прекрасным девушкам и юношам, а мерзким паукообразным щупальценогим и щупальцеруким тварям, с сладострастно истекающим пенистой влагой отверстиями - то ли ротовыми, то ли половыми...
В последний момент Ганин лихорадочно заработал руками и вновь взлетел в воздух, а щупальцерукие тени разочарованно завыли на всю лужайку - да так громко, что теневые ветви раздвинулись и на лужайку ворвалось сразу трое здоровенных псов - шестилапых, с хвостами-змеями и ошейниками из змей на толстых шеях, красными с тарелку глазами и белыми хищными клыками, с которых стекали хлопья пены. Они тут же, оглушительно лая, напали на щупальцерукие тени, и те, взвизгнув, бросились, кто куда. Вслед за собаками на полянку ворвался верхом на приземистом носороге какой-то черный мохнатый тип с козлиными рогами на голове, красными глазами и ногами с козлиными копытами. Спрыгнув с носорога, он быстро подскочил к неистово совокупляющимся на траве теням, истекающим какой-то зловонной пенящейся жидкостью и рычащим от наслаждения, и хватанул по обоим бичом с огненно-красными хвостами, так что во все стороны полетели снопы искр. Обе тени взвизгнули, но не расцепились, продолжая спариваться. Тогда козлоногий стал бить их ещё и ещё, четвертый, пятый, шестой раз, но тени все равно упорно не хотели расцепляться, а рык их все возрастал и возрастал.
– Прекрати! Немедленно прекрати! Ты разве не видишь, что им больно!
– воскликнул Ганин, совершенно забыв про страх, и приземлился рядом с козлоногим.
Но козлоногий лишь смерил его презрительным взглядом и злорадно рассмеялся, потрясая огромными, толстыми и острыми рогами.
– Больно!? Больно, говоришь?! А-ха-ха-ха!!!
– и ещё пару раз, с видимым удовольствием, хватанул их бичом, так что огненные искры посыпались снова.
– Да, пусть им будет больно! Пу-с-с-с-с-сть, а-ха-ха!
Ганин бросился на козлоногого и схватил его лапу обеими щупальцами, пытаясь вырывать у него бич - козлоногий же был больше двух метров ростом, без малого!
Но тот оттолкнул его, словно мешок с соломой, и Ганин кувыркнулся на траву.
– Скажи спасибо, что тебя не огрел! Не лезь в мою работу!
И козлоногий опять принялся стегать несчастных изо всех сил и лишь когда Ганин насчитал двенадцатый удар, одна из теней, жалобно взвизгнув, отцепилась, наконец, от своего любовника и бросилась прочь. Убежала и другая, но козлоногий ни за кем не гнался - он свою работу выполнил.
– Барятинский! Марш в свой сектор, пока ещё не всыпал - ты меня знаешь! А новичка не выпускай одного - если его сожрут, а ты был виноват - семь шкур спущу! Собаки у меня, сам знаешь! Тень затряслась от ужаса, когда все три пса единогласно зарычали, а змеи на их шеях зашипели, повернув свои морды в его сторону. Даже носорог издал дикий рев, обнажив почему-то львиные клыки.
– Ну, все, я пошел!
– козлоногий бойко вскочил на носорога и вместе с собаками был таков, а тень, грустно понурив голову, медленно поплелась по пустынным рощицам и лужайкам обратно к отверстию тоннеля.