Врата Мертвого Дома
Шрифт:
У Камиста Релоя сохранялось численное преимущество, но начинало сказываться качество войск — виканцы Колтейна сохраняли железную дисциплину даже в пылу битвы, а Седьмая — опытная армия, которую новый Кулак тщательно готовил именно к такому типу войны. Вероятнее всего, малазанцев всё-таки рано или поздно уничтожат — если в других местах дела обстоят так же плачевно, у оторванной от всех армии, отягчённой тысячами беженцев, надежды мало. Такими маленькими победами не выиграть войну — Релой может призвать в своё войско сотни тысяч новых рекрутов, если только Ша’ик осознает угрозу, которую представляет
Когда Дукер увидел небольшой оазис вокруг Ручья Дридж, он был потрясён: почти все пальмы были срублены. Стволы исчезли, остались только пеньки и молодые растения. В воздухе клубился дым, призрачный на фоне бледнеющего неба. Дукер встал в стременах, высматривая костры, частоколы, шатры лагеря. Ничего… может, на другой стороне?..
Чем дальше историк въезжал в оазис, тем гуще становился дым. Лошадь осторожно выбирала дорогу среди изрубленных пней. Знаки были повсюду — сперва рвы, вырытые в песке под частоколами, затем глубокие колеи там, где фургоны выстроили в оборонительную линию. В очагах остался только дымящийся пепел.
Дукер был ошеломлён и вдруг почувствовал невыносимую усталость. Он позволил лошади вольно бродить по оставленному лагерю. Глубокая воронка за ним оказалась источником — его вычерпали почти досуха, и озерцо только-только начинало наполняться: маленькая буроватая лужа, окружённая грязными обрывками пальмовой коры и гниющими листьями. Даже рыбу всю забрали.
Когда виканцы истребляли титтанов, солдаты Седьмой и беженцы уже покинули оазис. Историк пытался осознать этот факт. Он воображал себе сцену: беженцы с покрасневшими глазами, детишки, набившиеся в фургоны, больные взгляды старых солдат, прикрывавших отступление. Колтейн не давал им отдыха, времени, чтобы справиться с потрясением, примириться с тем, что произошло, что сейчас происходило. Они пришли, забрали из оазиса всю воду и вообще всё, что может пригодиться, и тут же ушли.
Куда?
Дукер поехал вперёд. Вскоре он оказался на юго-западном краю оазиса, вглядываясь в широкий след, оставленный фургонами, конями и скотом. Вдалеке на юго-востоке вздымались выветренные вершины Ладорских холмов. На западе раскинулись Титтанские степи. Там нет ничего до самой реки Секалы, а до неё слишком далеко, чтобы Колтейн даже задумался об этом. Если они двинулись на северо-запад, значит, к деревне Манот, а затем в Карон-Тепаси на берегу моря Карас. Но это почти так же далеко, как до Секалы. След вёл строго на запад, в степи. Худов дух, там же ничего нет!
Похоже, пытаться предугадать действия Кулака-виканца просто бессмысленно. Историк развернул лошадь, двинулся обратно к источнику и там неуклюже спешился, морщась от ноющей боли в бёдрах и пояснице. Ехать дальше он бы не смог, как, впрочем, и его лошадь. Обоим был нужен отдых — и мутная вода на дне воронки.
Дукер снял с седла спальный мешок и бросил на усыпанный пальмовыми листьями песок. Отстегнув подпругу, стащил с мокрой от пота спины лошади резное седло. Взявшись за узду, историк повёл животное к воде.
Источник заложили камнями, поэтому он так медленно наполнялся. Дукер снял шарф и по ткани набрал воды в свой шлем. Сначала он напоил лошадь, затем снова взялся
Дукер накормил кобылу зерном из подсумка, затем хорошенько вытер её, прежде чем взяться за обустройство собственного лагеря. Он уже сомневался, что сумеет догнать Колтейна с армией. Может, он давно уже гонится за призраками посреди ожившего ночного кошмара? Может, они и вправду демоны. Усталость явно брала своё.
Дукер развернул одеяло, затем натянул над ним самодельный тент из телабы. Без защиты пальм солнце выжжет оазис — годы уйдут на восстановление, если он вообще снова оживёт. Прежде чем сон сморил его, историк долго думал о грядущей войне. Города значат меньше, чем источники воды. Армии станут захватывать оазисы, и те окажутся так же важны, как острова в широком море. У врагов Колтейна всегда будет преимущество — все его возможные пути известны, ко всякому его броску можно подготовиться… нужно, конечно, чтобы Камист Релой смог добраться до них первым, но кто ему помешает? Ему-то не нужно охранять тысячи беженцев. Несмотря на все неожиданные ходы, тактически Колтейн связан.
Вопрос, которым историк задавался, прежде чем погрузиться в сон, звучал глухим отчаянием: как долго сможет Колтейн оттягивать неизбежный конец?
Он проснулся на закате и через двадцать минут уже ехал по следу — одинокий всадник под широким плащом накидочников, таким густым, что крылья насекомых затмевали звёзды.
Прибой накатывался на рифы в четверти мили от берега, буруны слегка мерцали, словно призрачная лента под затянутым тучами небом. До рассвета оставался ещё час. Фелисин стояла на поросшем травой обрыве, под которым раскинулась белёсая песчаная отмель. Минуты тянулись, а она всё стояла, чуть пошатываясь от головокружения.
Никакого корабля или лодки не было видно, никаких признаков того, что живой человек вообще ступал по этому отрезку берега. Плавник и груды мёртвых водорослей обозначали полосу прилива. Повсюду копошились песчаные крабы.
— Что ж, — раздался рядом голос Геборика, — по крайней мере, наедимся. Если они, конечно, съедобные. И существует лишь один способ это выяснить.
Она смотрела, как старик извлёк из сумки кусок мешковины, а затем начал спускаться к берегу.
— Только берегись клешней, — бросила Фелисин ему вслед. — Ты же не хочешь остаться без пальца, верно?
Бывший жрец расхохотался и продолжал спускаться. Фелисин видела, где он, только благодаря одежде. Его кожа теперь стала совершенно чёрной, белые полоски едва можно было различить даже при дневном свете. Эти — видимые — изменения шли в ногу с другими, менее заметными.
— Ты уже не сможешь сделать ему больно, — заметил Бодэн, присевший рядом с другим мешком, — что бы ни говорила.
— Тогда и молчать никакого смысла нет, — ответила Фелисин.
Воды у них осталось на день, может, два. Тучи над проливом обещали дождь, но Фелисин знала, что это ложное обещание — спасение ждёт других. Она снова огляделась. Здесь и останутся лежать наши кости, пригорками и складками на песке. А затем и эти следы исчезнут. Мы добрались до моря, но здесь нас ждёт лишь Худ — больше никто. Странствие не только духа, но и плоти. Я рада, что оба подошли к концу.