Врата Смерти(пер. И.Иванова)

Эриксон Стивен

— Мы все умираем.

Бодэн открыл бурдюк и поднес его к растрескавшимся губам историка.

— Давай, старик. Глотни, как следует.

— Учти: ты отдаешь ему свою порцию. Мою не трогай, — предупредила Фелисина.

— Не бойся, не трону, — презрительно усмехнулся Бодэн. — Впрочем, чего еще можно было ожидать от девки знатного происхождения? Твоей породе самое главное — спасти свою шкуру любой ценой, даже ложась под всех и каждого.

— Болван! Это сохраняло нам жизнь.

— Это сохраняло привычную тебе жизнь, когда можно целыми днями валяться и толстеть. Если хочешь знать, мы с Геборием кормились

не от подачек твоего Бенета. Я кое в чем помогал досинским стражникам. Они-то нас и подкармливали. А Бенет давал нам жалкие крохи, чтобы лишний раз показать тебе, какой он щедрый. Он знал, что мы ничего тебе не скажем. И про твое происхождение он знал и всегда смеялся.

— Врешь!

— Считай, как хочешь, — с усмешкой ответил Бодэн.

Геборий кашлянул и открыл глаза, щурясь от утреннего света.

— Интересную штуку я заметил, — сказал ему Бодэн. — Смотришь на тебя издали — ты весь черный от своей картинки. Подхожу ближе — и вижу каждую черточку, каждый волосок твоего Фенира. Видно, большой умелец тебя разрисовывал… А теперь глотни еще.

— Идиот! — крикнула ему Фелисина.

Она с ужасом следила, как последние глотки их общей воды исчезают в горле старика. Ей хотелось броситься на Бодэна и растерзать его.

«Гнусная тварь! Он бросил Бенета умирать, а теперь пытается отравить память о моем возлюбленном. Не выйдет! Да, я раздвигала ноги, чтобы они оба не подохли с голоду. Теперь им противно это сознавать. Им, видите ли, задним числом стало стыдно, и потому Бодэн спешно избавляется от остатков совести, чтобы она не грызла его, не мешала втыкать стилет мне в горло. Подумаешь, еще одна высокородная! Еще одна Гэсана».

Фелисина заметила, что Геборий смотрит на нее.

— Что, ожил? Мне каждую ночь снится один и тот же сон. Я вижу кровавую реку. Я плыву по ней. Сначала мы плывем втроем, но только вначале. Под конец я остаюсь одна, а вы оба тонете в реке. Верьте во что угодно. Но до берега доберусь я одна. Только я.

Она повернулась и пошла в свой шатер.

На следующую ночь они нашли воду. Это случилось за час до восхода луны. Вода заполняла небольшую каменную лунку, поступая неведомо откуда. Поверхность была мутной, словно глина никак не могла осесть на дно. Бодэн нагнулся над лужицей, но черпать воду почему-то не торопился.

У Фелисины отчаянно кружилась голова. Она еле держалась на ногах. Сбросив с плеч мешок, она подошла к лужице и опустилась на колени.

Серая поверхность слабо поблескивала. То, что Фелисина приняла за глину, было плотным слоем утонувших бабочек-плащовок. Она протянула руку, чтобы расчистить поверхность и напиться, но рука Бодэна припечатала ее пальцы к камню.

— Вода отравлена. Там полно личинок. Кормятся трупами собственных родителей.

«Опять личинки!» — подумала Фелисина.

— Так давай процедим воду через тряпку, — сказала она Бодэну.

Он покачал головой и невесело усмехнулся.

— Личинки выпускают особый яд. Это воду можно будет пить только через месяц, не раньше.

— Но нам нужна вода.

— Давай, пей. Тогда нас точно останется двое.

Фелисина тупо глядела на серый ковер из мертвых плащовок. Жажда жгла ей горло. Этот огонь проникал даже в мысли: «Мы погибнем. Погибнем без воды».

Бодэн отвернулся.

Пошатываясь, вниз спускался Геборий. Его кожа была совершенно черной, со странным серебристым отливом. Сперва Фелисина не могла понять, откуда взялся этот отлив, потом догадалась: серебрились… кончики вытатуированных шерстинок. Опухоль на правой культе исчезла. Из потрескавшейся кожи сочился гной. От Гебория исходил странный запах каменной пыли.

Старик напоминал призрака. Фелисине вдруг показалось, что ей снится кошмарный сон, и она истерически захохотала.

— Слушай, Геборий, помнишь площадь Судей в Анте? А жреца Клобука помнишь? Мы тогда думали, что он скрывался за живой завесой мух, а он сам… состоял из мух. У него было какое-то послание к тебе. Теперь вы поменялись с ним местами. Только ты состоишь не из мух; ты весь слился со своей татуировкой. Другой бог, но послание все то же. Так пусть Фенир говорит твоими ссохшимися губами. Может, слова твоего бога перекликаются со словами Клобука? Эй, Летний вепрь, Жнец войны, — мы тебя слушаем! Что ты нам скажешь?

Геборий внимательно глядел на нее. Рот старика был открыт, но оттуда не раздалось ни одного слова.

— Что это было тогда? — не унималась Фелисина. — Жужжание мушиных крылышек, которое мы приняли за слова? Нет! Ты ведь тоже знаешь, что нет.

— Может, хватит? — угрюмо бросил ей Бодэн. — Пошли искать место для привала. Здесь оставаться нельзя.

— Да ты, оказывается, веришь в дурные предзнаменования? — удивилась Фелисина. — Вот уж никак не ожидала от разбойника.

— Будет тебе языком чесать, — сказал Бодэн, глядя в сторону каменистого склона.

— Не все ли равно, где нам спать? Здесь ли, в другом ли месте — мы пляшем перед глазами богов, потешая их. Мы уже мертвы. Наша пляска — пляска мертвецов. Знаешь, как в Се-миградии называют Клобука? Его зовут Сокрытым. А скажи-ка, Бодэн, что изображено на храме Властителя Смерти в Арене?

— Думаю, ты и так знаешь, — ответил Бодэн.

— Знаю. Плащовки. Пожиратели мертвечины, вестники смерти. Для них гниющая плоть — сладостный нектар, а трупы — благоухающие розы. В Анте Клобук пообещал принять нас в свой мир. Теперь его обещание исполняется.

Бодэн дошел до вершины холма. Слова Фелисины догоняли его, а лучи восходящего солнца делали фигуру разбойника ярко-оранжевой.

— Что-то это не вяжется с твоим сном. Клобук никого не выпускает.

У Фелисины звенело в голове. Ноги подкашивались. Она резко села, ударившись копчиком о камень. Невдалеке, свернувшись калачиком, лежал Геборий. Подошвы его башмаков совсем стерлись, и оттуда просвечивали пятки. Может, он уже умер? Тогда одним ртом меньше.

— Бодэн, сделай что-нибудь! — крикнула она разбойнику, сама не понимая, что именно он должен сделать.

Бодэн не отвечал.

— Сколько еще до берега? — не унималась Фелисина.

— Торопишься? Бесполезно. Лодка будет ждать нас не более трех суток. До берега идти еще дня четыре, и каждый день достается нам все тяжелее.

— А сколько до следующего источника?

— Около семи часов. В нашем состоянии и все четырнадцать.

— По тебе не видно, чтобы ты особо устал, — огрызнулась Фелисина. — Вчера сбегал за Геборием, потом притащил его и даже не запыхался.

— Я пью свою мочу.

— Что-о?