Вредитель Витька Черенок
Шрифт:
Но не долго Саша любовалась этим только что народившимся чудом. Взглянула случайно на Витькин балкон и… забыла о травинках. Точно на прежнем месте, привязанный к перилам, висел знакомый медный колокольчик. Он будто ждал — вот дернет она за веревочку, и зальется колокольчик призывным звоном.
«Дожидайся! — сердито подумала Саша. — Теперь начинаешь подлизываться. Вредитель! А я не буду звонить! Не хочу! Ишь, какой разоритель, школу разломал! Я этого, Черенок, никогда тебе не прощу! И вообще, надоел ты мне хуже горькой редьки! Возьму вот и обрежу сейчас веревку…»
Саша и ножницы в кухонном
А незадолго до обеда началось во дворе такое, что все, кто был в этот час дома, высыпали на балконы.
На тяжелом грузовике с большим прицепом приехал целый отряд работниц. Со звоном и стуком они в несколько секунд посбрасывали на землю лопаты, грабли, ломы. Затем тут же, без промедления, и сами, будто горох, высыпали из машины.
И вот на машине и прицепе уже откинуты борта. А там, словно два высоких зеленых стога, прижатые друг к другу, стояли деревья.
И началось! Две работницы подтаскивали к самому краю прицепа очередное дерево с тяжелым комом земли, закутанным в тряпку. Тряпку подхватывали сразу десяток рук, и дерево, будто ребенка, несли к яме. Не ошиблась тогда Саша, полагая, что ямы для деревьев выкопаны.
Сгрузили пяток деревьев — машина дальше поехала. Опять сгружают. И встают одно за другим деревья. И вдоль дороги стоят, и дальше в глубине двора. Правда, сначала по-всякому встали они: и прямо, и косо, иные вообще вот-вот лягут. Но такой беспорядок — лишь на несколько минут. Подхватит «пьяное» деревце работница, выровняет, а другие тотчас со всех сторон засыпают яму. Землю вокруг ствола притопчут, а потом еще и «тарелку» сделают.
Саше ничего не стоило догадаться, зачем нужна эта «тарелка». Чтобы вода широко не растекалась, когда будут поливать дерево. И, словно в подтверждение ее догадки, из-за угла дома показалась приземистая машина, на пузатом боку которой была нарисована голова слона с поднятым хоботом.
Машина остановилась возле крайних деревьев, теперь уже стоявших в своих «тарелочках» ровно, как свечки. Работница вытянула откуда-то конец длинного шланга, подтащила его к дереву. Секунда, и серебряная струя воды полилась в «тарелку».
Во второй половине дня грузовик с прицепом привез новую партию деревьев. И весь следующий день продолжалась эта веселая и горячая работа. И когда все наконец было закончено, то людям, особенно тем, кто пришел вечером с работы, показалось это настоящим чудом. Будто по какому-то чудесному колдовству вдруг поднялась и ласково зашумела в их дворе настоящая зеленая роща. И кустов сколько! Стоят сплошными живыми барьерами.
Два раза Саша принималась считать деревья и оба раза сбивалась со счета. В общем, если и нет двухсот, то чуть-чуть не хватает, может, всего какого-то десятка. Вдоль косой дорожки через весь двор тянулась аллея березок. В центральной части посадили много лип, а ближе к их дому стояли тонкие рябины. На них уже желтели кисти ягод.
Деревья выглядели такими свеженькими, зелеными, нарядными, что каждое из них Саше хотелось погладить. Но рябинка, росшая как раз напротив ее балкона, почему-то особенно
Саша улыбнулась: «Все равно, как я и Шура».
Она взглянула на балкон пятого этажа. Интересно, спросить бы Шуру: какое дерево больше всего нравится ей? Может, и она указала бы на эту рябинку… Но Шуры на балконе не было. И Витьки Черенка не видно. Вчера тоже он на балконе не показывался. Странный какой-то. Безразличный. Словно ничто не волнует его. Посадили деревья, и пусть. Не посадили — не надо. Опять, наверно, уехал на своем велике. Обрадовался, что отец в командировке. Полная ему свобода. Мать на работе, на бабушку внимания не обращает.
«Позвонить, что ли? Вдруг дома…» Но Саша вспомнила, как три дня назад не хотела звонить Витьке, даже веревку собиралась отрезать. Она еще тогда уверяла себя, что никогда не простит Витьке разгромленной школы. Не простит… А хорошо — не прощать? Станет от этого Витька лучше?..
Опершись локтями на крашеное перильце балкона, Саша стояла в задумчивости, трогала пальцем вмятинку у виска. Она еще никогда не задумывалась над такими вещами: хорошо это или плохо — не прощать чужую вину? А вот сейчас ей хотелось понять это… Отец о доброте тогда говорил. Что доброта — очень большая сила. Наверное, так. Вспомнить, с Черенком как было. Если к нему по-доброму, он скорее слушался. Да, слушался. А стоит им поругаться, сразу начинает вредничать. Сколько раз так было. Что же, значит, выходит? Прощать?
Теперь Саша теребила пальцами конец косы. Как трудно это понять. Все, конечно, прощать нельзя. Есть вещи, которые невозможно простить. Например, если изменил Родине… Но то совсем другое… А в малом, наверное, лучше прощать. Ведь кто не прощает? Злые. «А я какая? — спросила себя Саша. Она посмотрела на рябинку с двумя стволиками и улыбнулась. — Нет, нет, только не злая. Не хочу быть злой».
Она протянула руку и подергала за веревочку. «Звонит! — подумала радостно. — Только бесполезно, его же нет дома». Но, к ее удивлению, балконная дверь открылась и показался Витька. И он немножко с удивлением, немножко с радостью смотрел на нее:
— Это ты позвонила или…
От его непривычной робости ей сделалось смешно.
— Или воробышек сел на веревку, ты хочешь спросить? Нет, я позвонила, не воробышек. Ну, — она показала на двор, — как тебе нравится такая картина?
— Ничего, — поглядев на деревья, ответил Витька. — Снаряды хорошие.
— Какие снаряды? — не поняла Саша.
— А на рябине. Для трубки…
— Только посмей!
— Не сейчас. Когда созреют. Тяжелые снарядики. Как плюнешь, на другой конец улетит.
Саша почти до самых ушей подняла плечи. Невозможный! Неисправимый! Но все-таки сдержалась. Не стала кипятиться и спорить.
— Ну, а чем сейчас занимаешься?
— Камеру чиню. Опять спускает.
— И не надоело тебе, гоняешь как бешеный.
— А чего делать? Книжку твою прочитал. Отдать? — Витька скрылся на секунду и появился с книгой.
— Тоже бросать будешь? Лучше не надо. У меня удочки нет.
Саша вышла на лестницу, и Витька, открыв свою дверь, отдал ей книгу.