Вредность не порок
Шрифт:
Мерзость какая!..
– Настя, да я не успел глазом моргнуть, как ты уже там оказалась… Но неужели ты могла подумать, что они на самом деле…
Возмущенно хрюкнув, я хлопнула ладонью по столу:
– Могла подумать?! А что же я еще могла подумать, глядя на твоих дружков? А этот сукин сын еще подъехал ко мне! Может, он думает, я его боюсь? Козел! Вторую руку пусть лучше за спиной держит!
Словом, я здорово разошлась, размахивая руками перед носом у Ефима, он внимательно меня слушал и не перебивал. Выговорившись, я сообразила, что все, особенно гости, слушают меня с большим
– А куда он подъехал? – уточнил Ефим, после того как я выдохлась.
– К школе! Подъезжает машина, в ней какой-то лысый козел и этот рядом… Вылез из машины, ручки на крышу положил, придурок… Плевала я на него.
– Настя, а в какой машине? – поинтересовался Николай и мне улыбнулся. – Марку помнишь?
– Конечно, помню, – дернула я плечом, – я же не дикая… «Ауди» темно-синяя… А-8…
– А водитель…
– А водитель лысый козел с «Ролексом». И золотая печатка-череп…
– С «Ролексом»… Это Череп… – сказал Юрий, и они втроем переглянулись.
Потом они подробно выяснили, где, когда и во сколько произошла столь знаменательная встреча, и надоели мне расспросами хуже горькой редьки. Я уже собралась послать их куда подальше вместе с этим самым Черепом, но тут Ефим шустро разлил водку и провозгласил:
– Ну за нас!
– За нас! – подхватила я, обрадовавшись, что они отцепились от меня с расспросами. Пристали, словно он им родственник.
Некоторое время обсуждались темы, общепринятые для малознакомых людей, волею случая оказавшихся за одним столом, но изо всех сил старающихся найти общий язык. Особенно старался Николай, надо признать, это у него получалось. Мы беспрерывно смеялись, слушая заводную болтовню, жуткий шрам на щеке больше не пугал, я, по крайней мере, его уже не замечала.
– Слушай, – подал вдруг голос все больше молчавший Юра, – а что в этом альбоме? Из-за чего весь сыр-бор? Может, покажешь?
– Не… – пьяно протянула Ирка, – ни.., за.., что!
– Это почему?
– А по кочану…
Эта содержательная беседа длилась никак не меньше десяти минут. Юрий неожиданно воспылал неугасимым интересом к картинам национальной галереи Дрездена, Ирка же игриво отмахивалась ладошкой, скалила зубы и кавалеру отказывала. Наконец я не вынесла этих дурацких пререканий:
– Да покажи ты ему этот несчастный альбом! Кусок он от него не откусит!
– А вдруг откусит? – не унималась подруга, шутливо грозя парню аккуратным пальчиком. – Знаешь, какой он шустрый!
Я плюнула и отвернулась. Терпеть не могу, когда ведут себя подобным образом.
– Правда, Ирка, да покажи ты человеку, если он так просит! – вступила в дискуссию притихшая вроде Надька. – Чего ты как собака на сене…
– Сама ты собака, – оскорбилась та.
Оглянувшись на Надьку, я с некоторым удивлением обнаружила, что Николай держит ее ладонь в своей и, судя по мечтательному выражению физиономии, отпускать не собирается.
– О-о-о! – протянула я. – Надя…
А Ирка повела глазками и язвительно посоветовала:
– Ты, Надька, сама иди показывай, чего просят…
Я стала опасаться, как бы дорогие подружки спьяну не устроили перепалку, но тут пробасил Николай:
– Эй, девочки, не ссорьтесь… Так хорошо сидим!
– Да? –
– Мне? Очень…
"Так, – только и смогла подумать я, – начинается!
У обеих прямо-таки на глазах вырисовывается червовый интерес…"
Некоторые грани в поведении подруг оказались для меня, честно сказать, новостью. Раньше, по крайней мере, за ними ничего такого наблюдать не приходилось.
Хотя, по правде, и в подобных мужских компаниях мы вместе не бывали.
Однако сейчас столь быстрое продвижение отношений было мне, мягко говоря, не по душе. Тем более что не далее как сегодня вечером мы ползали под забором у наших гостей, всячески стараясь углядеть что-нибудь интересное. Для подобного интереса были свои причины, и отрицать этот факт просто глупо: от наших гостей за километр веяло уверенностью, силой, а главное – опасностью. И это чувство пьянило хуже водки наши неискушенные наивные головы. Поэтому я очень боялась, как бы захмелевшие девчонки не брякнули чего лишнего. Ведь не кто иной, как хихикающая в данный момент Ирка, сообщала о наших гостях разные страсти. И не более часа назад таращила очки на своего кавалера так, словно увидела привидение, а теперь, заливаясь соловьем, оживленно рассказывала ему о своем увлечении живописью. С чего бы это? Ярко выраженной склонности, так же как и привычки, к чрезмерному потреблению горячительных напитков у подруг не было, может, в этом все дело? Так это или нет, оставалось только гадать до того момента, когда мы снова останемся втроем.
– Настенька! – вдруг ласково позвал меня кто-то и осторожно потянул за руку.
Боже мой, про своего собственного кавалера я совсем позабыла! Вот всегда у меня так: общественное выше личного. Я развернулась к Ефиму, стараясь по мере сил изобразить на лице наличие интеллекта и придать глазам оттенок романтической мечтательности. С мимикой, однако, были проблемы, больше всего хотелось прищуриться или вовсе глаза закрыть. Силясь не потерять плывущее изображение, я сконцентрировалась на носу Ефима и поинтересовалась:
– Что?
– Ты в порядке?
– А почему нет?
– Расскажи мне о себе, – вдруг попросил он, а я растерялась.
Какой из меня рассказчик? Я сейчас как собака – все понимаю, а сказать ничего не могу… К тому же я где-то недавно читала, что женщине сразу все о себе выкладывать не следует. У кавалера, мол, пропадает интерес, и вообще в женщине должна быть загадка… Или женщина должна загадывать загадки? Что-то я запуталась…
– Нет, – мотнула я головой, – лучше ты…
– Хм… Да мне нечего и рассказывать… Обо мне неинтересно. Живу, работаю. Вот и все…
– Действительно, – согласилась я, – интересного мало… С тоски прямо помрешь от такой жизни… А сюда в отпуск приехал?
– В отпуск, – кивнул он, печалясь, – приятеля повидать. Давно не виделись.
– Это кто же твой приятель? – встряла Ирка, прекратив наконец тарахтеть о великом Веронезе, с которым она вечно носилась, словно курица с яйцом. – Уж не Вадик ли?
– А ты откуда знаешь? – удивился Ефим.
Внутри у меня все оборвалось. С ума она, что ли, сошла? Ирка небрежно отмахнулась: