Времена былинные. Книга Вторая. Вольные стрелки
Шрифт:
– Непонятно написано, не по-нашему...
– Буревой! "Азбуку" выдай ему, расскажи, как пользоваться. Но это потом. Сейчас давайте думать, как с вами мы жить дальше будем. Пока сами совещайтесь, к утру скажете, кто станет Законы наши соблюдать - их в Москве оставим. Остальные - на выход!
– А кормить будут?
– опять крик из толпы.
– Кормить - пока нет. Как решение примете - тогда подумаем, - я жестом показал, что пора закругляться, - человека выделите, одного, через него все дела вести будем.
– Я пойду. Я старший, мне и думать.
– Ладимир выдвинулся вперёд.
– Хорошо. Завтра с рассветом жду тебя у этих
По утру Ладимир ещё затемно пришёл к крепости, уселся на какой-то пенёк. Мы торопиться не стали, позавтракали спокойно, и вышли к нему с Буревоем.
– Утро доброе, как люди, приняли решение?
– Нет, - развёл руками Ладимир, - не поймут, как вы хотите их себе под руку брать. Как раньше будет? За кормёжку работать?
– Ну, в целом - да, - ответил я, - однако, ряд мы другой будем заключать... Да-да, ряд, не удивляйся. Тут боги писанное любят, а то слово вылетело - не поймаешь, а так - на века права да обязанности останутся.
– Далеко глядите, - с толикой уважения произнёс представитель беженцев.
– А то! Вы как под нашу руку идти собираетесь?
Ладимир кратко описал своё видение дальнейшей жизни. Мы им должны землю выделить под дома да поля. На первом этапе помочь с подъёмом села, в долг. Потом они его с урожая выплачивать будут, плюс налог - "белка с дыма". Не прямо животину мелкую таскать через костёр будут, нет. Тут шкурки невинно убиенных грызунов за валюту идут, а налог чем попало платят, в основном - продовольствием с урожая. Ну или другим чем, если есть. А "дым" - это изба с печкой, что по-чёрному топиться. Если более богатое жилище - и налог больше, соответственно. Ну и так вот они и будут жить, как везде до этого и существовали. Если опасность - мы их в крепости приютить должны, суд на нас, помощь в долг при бедах да голоде. Не удивил, прямо скажем, мы как-то так представляли себе предложение пришлых.
– Так не пойдёт, сразу скажу, - Ладимир насупился, - не смотри на меня, как мышь на веник. Вы вторглись незвано в землю Московскую, разбили сараи да доски с гвоздями украли, порушили наши ремесленные постройки. Лес рубили, лосиху обидели. Не подчинились, когда мы вам о правилах сказали. По нашим Законам, на вас уже долг висит, за обиды да ущерб...
Я посмотрел на Ладимира. Думал, он сейчас всё на Святослава спишет. Нет, дед просто слушал грустно, и попыток перебивать не делал. Крепко они тут держаться все друг за дружку.
– ...Потому теперь имущество ваше в уплату пойдёт за убытки да нарушение правил. Вычтем стоимость его из общей суммы, остаток на всех раскидаем. Потом вас поселим к себе, будете работать, как скажем, а мы за то кормёжку да одёжку вам дадим...
– Челядниками всех сделать хочешь?
– перебил Ладимир, буравя меня тяжёлым взглядом.
– Слугами, что ли?
– не понял я.
– И такие среди них есть. Челядь тот, кто сам ни чем не владеет, со стола хозяина питается, ему же и служит веки вечные...
– Ну, не так. На кой леший вы мне тут на такое долгое время? Отработаете долг - идите на все четыре стороны. Но кормёжка, дрова на отопление да прочее будут долг ваш увеличивать, а работа справная - уменьшать. Когда все заплатите - вольному воля.
От такого Ладимир чуть воспрял, но постарался всё равно свести наши отношения к более привычному формату. Мол, давай мы сами долги те платить будем, своим умом жить, пусть и с долгом большим. Назвал ему приблизительный размер ущерба -
– Мы Законы наши хоть и записали сами, но боги в том нас всемерно поддержали. Сам видел, мы тут с ними рядышком живём, волю их исполняем.
– Прочесть бы надо, писанное-то, протянул Ладимир.
– Не вопрос, Буревой научит, - сказал я, завершая разговор, - слова же наши людям своим передай, пусть тоже думают. Силой никого тянуть не станем, но и на своей земле народ, что Законам нашим не подчиняется, не потерпим. Пусть уходят. Время вам - семь дней на раздумье. Потом окончательное решение принимать станем...
Неделя была та ещё. Буревой с Ладимиром сначала сидели у стены, потом мы завязали главбеженцу глаза, привели его в крепость да в бане разместили. По обычаю пропарили Ладимира, чтобы болезней избежать. Там, в предбаннике и вели переговоры. В первый раз до ночи просидели, на следующий день ситуация повторилась.
Теперь по утру главного беженца приводили с завязанными глазами в крепость, в предбаннике велось обсуждение Законов и порядков, включая новые, те что под крепостных потенциальных писали. Пигалицу ему показали, тот рассказал её родичам, что с ней все в порядке, народ в лагере успокоился. Сложнее было со Святославом. Он никак не шёл на контакт. Громил камеру, нары, орал и выл, тряс клетку, бросался едой. Откуда только силы берутся! Я каждое утро приходил, капал ему на мозги. Спокойным, ровным голосом рассказывал о его судьбе, о том, и где он прокололся:
– Ты сам в том виноват. Я предупреждал - ты не верил. Теперь вот под суд над тобой будет. Срок дадут, будешь сидеть. Люди твои без тебя всё решат. Ты на рожон полез. Могли бы договориться. Теперь Ладимир главный, он переговоры ведёт. А тебе пока только камера эта светит, да и то, если на контакт пойдёшь...
Пленник опять орал, ругался, метался по камере. Мы начали прессовать его вдвоём с Власом, он вместо писаря был. Одни и те же вопросы, день за днём, в одном и том же порядке:
– Почему грабил наши сараи да постройки? Почему сразу под Закон не пошёл? С какой целью отправил девушку? По какому праву? Зачем применял силу, в крепость лез? Как намеревался с нами поступить, если бы крепость взял? С какой целью...
– и так пять дней.
На шестой день пленный вымотался, сидел только в углу и под монотонный голос Власа, зачитывающего вопросы, зыркал злобно на нас. К концу шестого дня, когда уже уходить собирались, голос из темноты клетки спросил:
– Что с сыном моим? Что с людьми?
– всё, сломали мужика, пошёл процесс.
– С ребёнком твоим все в порядке. Люди тоже целы и невредимы. Не будешь буянить - сына приведу.
Больше пленный ничего не сказал.
На утро попросил Ладимира взять с собой Держислава. Тому тоже глаза завязали, отмыли в бане, устроили свидание. Пацан при виде папки, грязного, да ещё и сопровождаемого не самым приятным ароматом, бросился к клетке: