Времетрясение
Шрифт:
В 1990 году я читал лекции в одном университете в южном Огайо. Меня поселили в мотеле неподалеку. После лекции я вернулся в мотель и заказал в баре свой обычный виски с содовой, после которого я сплю как ребенок, а я люблю спать как ребенок. Бар в основном был заполнен местными пожилыми людьми, похожими друг на друга. Им было над чем посмеяться.
Я спросил бармена, что это за люди собрались. Он сказал, что это пятидесятая встреча выпускников Зенсвилльской школы 1940 года. Это было потрясающе. Это было правильно. Я был выпускником шортриджской школы 1940 года. Так что на самом деле я пропускал нашу собственную встречу.
Эти люди могли бы стать персонажами пьесы Торнтона
Они и я были настолько пожилыми, что помнили времена, когда на твои финансовые перспективы особенно не влияло, поступил ты в колледж или не поступил. Так или иначе ты бы на что-то сгодился. И я так и сказал тогда своему отцу, что не хочу быть химиком, как мой старший брат Берни. Я сэкономлю ему кучу денег, если вместо этого устроюсь работать в газету.
Поймите, я мог пойти в колледж только при условии, что буду ходить на те же курсы, что и Берни. Отец и Берни так решили. Все прочие виды высшего образования они оба называли декоративными. Они смеялись над дядей Алексом – страховым агентом, – поскольку в Гарварде он получил такое декоративное образование.
Отец сказал, что мне надо поговорить с его близким другом Фредом Бейтсом Джонсоном, юристом, который в молодые годы был репортером ныне закрытой демократической ежедневной газеты «Индианаполис таймс».
Я неплохо знал мистера Джонсона. Мы с отцом вместе с ним любили охотиться на птиц и кроликов в округе Браун. Это, конечно, было до того, как Элли достала нас своими просьбами прекратить этим заниматься. Он принял меня в своем офисе. Откинувшись на вращающемся стуле и прищурив глаза, он спросил, какой я вижу свою карьеру журналиста.
«Сэр, – сказал я, – я думаю, что мне удастся получить работу в „Калвер ситизен“ и поработать там три-четыре года. Я неплохо знаю этот район». Калвер находится на озере Максинкуки в северной части Индианы. У нас возле этого озера был летний домик.
«А потом?» – спросил он.
«С полученным опытом, – сказал я, – я смогу получить работу в намного более крупной газете, может быть, в Ричмонде или Кокомо [27] ».
«А потом?» – спросил он.
«После пяти лет в такой газете, – ответил я, – я думаю, что буду готов попытать счастья в Индианаполисе».
27
Ричмонд, Кокомо – города в штате Индиана.
«Прошу меня простить, – сказал он, – но мне нужно позвонить».
«Разумеется», – сказал я.
Он развернулся на вращающемся стуле и сидел спиной ко мне, пока говорил по телефону. Он говорил тихо, и я не пытался подслушивать. Я считал, что это не мое дело.
Он повесил телефонную трубку и повернулся ко мне лицом. «Поздравляю! – произнес он. – Ты получил работу в „Индианаполис таймс“».
40
Вместо того чтобы начать работать в «Индианаполис таймс», я отправился в колледж в далекую Итаку, штат Нью-Йорк. С тех пор я, как Бланш Дюбуа в «Трамвае „Желание“», всегда зависел от чужой доброты.
Сейчас, когда до пикника в Занаду осталось всего пять лет, я думаю о том, кем бы я мог стать, если бы провел свою взрослую жизнь с теми, с кем учился в школе, со своими родителями, бабушками и дедушками, в своем родном городе.
Таким человеком я мог бы стать. Но не стал! Поезд ушел!
Отец твой спит на дне морском, Он тиною затянут; И станет плоть его песком, Кораллом кости станут. Он не исчезнет, будет он Лишь в дивной форме воплощен [28] .28
Шекспир. «Буря», акт 1, сцена 2, песня Ариэля. – Перевод М. Донского.
Такой человек знал бы несколько шуток, известных мне, например, ту, которую однажды рассказал Фред Бейтс Джонсон. Он рассказал мне ее, когда он, отец и я, совсем еще маленький, и еще другие люди отправились на охоту в округ Браун. По словам Фреда, команда парней вроде нас пошла охотиться на оленей и американских лосей в Канаде. Кто-то должен был готовить еду, иначе бы они умерли с голоду.
Они тянули соломинки, чтобы узнать, кто же будет готовить, пока остальные будут с утра до вечера охотиться. Чтобы сразу стало все ясно, Фред сказал, что короткая соломинка досталась отцу. Отец умел готовить. Мать – нет. Она гордилась тем, что не умеет готовить, не умеет мыть посуду, и так далее. Я любил ходить в гости к другим детям, у которых мамы готовили и мыли посуду.
Охотники договорились, что тот, кто скажет хоть слово против отцовской стряпни, сам станет поваром. Поэтому отец готовил все хуже и хуже, пока остальные прекрасно проводили время в лесу. Но, насколько бы противен ни был ужин, охотники его нахваливали и аплодировали отцу.
Когда однажды утром они ушли, отец нашел кучку свежего лосиного дерьма. Он пожарил его на моторном масле и подал в тот вечер в качестве пирожков на пару.
Первый, кто их попробовал, сразу же сплюнул. Он просто не мог иначе. Он пролепетал: «О господи! На вкус это лосиное дерьмо, жаренное на моторном масле!»
Но затем добавил: «Но приготовлено отлично, отлично!»
Я думаю, что мама выросла такой неумехой, поскольку ее отец, Альберт Либер, пивовар и биржевой делец, полагал, что Америка движется к аристократии европейского типа. В Европе – и так, полагал он, будет и в Америке – принадлежность к аристократии определялась тем, что жены и дочери у аристократов были декоративные.
41
Мне не кажется, что я прогадал, не написав роман об Альберте Либере, о том, что именно на нем в огромной мере лежит ответственность за самоубийство моей матери, случившееся накануне 8 марта в 1944 году. Не сказать, чтобы американец немецкого происхождения, осевший в Индианаполисе, воспринимался как сколько-нибудь типичный персонаж. Ни в одной книге не было таких персонажей, их не выводили ни героями, ни негодяями. Этот характер мне пришлось бы описывать с нуля.
Флаг в руки!
Известный критик Х.Л. Менкен, сам – американец немецкого происхождения, проживший всю свою жизнь в Балтиморе, штат Мэриленд, признавал, что не в силах читать романы Уиллы Кейтера. Он старался изо всех сил, но не смог заставить себя сопереживать тяжелой жизни чешских иммигрантов в Небраске.
Та же история.
Пока не забыл, скажу, что Элис, урожденная Барус, тезка моей сестры Элли, первая жена моего деда Альберта Либера, умерла при родах своего третьего ребенка – дяди Руди. Моя мать была первым ребенком. Вторым был дядя Пит, исключенный из Массачусетского технологического института, но тем не менее произведший на свет физика-ядерщика – моего двоюродного брата Альберта, живущего в Дель-Маре, штат Калифорния. Кузен Альберт недавно сообщил мне, что потерял зрение.