Время, чтобы вспомнить все
Шрифт:
— Замолчи! — прервал ее Гарри. — Я говорил с мисс Мак, а не с тобой.
— Ты с этими своими «замолчи» поаккуратней. Я твою невежливость терпеть не буду, — сказала Мариан.
— Ну вы и парочка, — вмешалась мисс Мак-Иленни.
Предупреждение Гарри, касавшееся малышки, возымело свое действие; правда, для Шарлотт тот факт, что ей теперь не давали брать на руки внучку, не был страшным или жестоким наказанием. Что же касалось связанного с этим предупреждением предсказания скорой смерти Шарлотт, Мак-Иленни не приняла его всерьез. Ее не интересовали умозаключения самодеятельных диагностов, поскольку даже к заключениям врачей она нередко относилась скептически. И потому, когда однажды утром мисс Мак вышла из спальни Шарлотт и сообщила, что хозяйка умерла, никто, кроме Гарри, не мог сказать ей: «Я же говорил вам». Смерть Шарлотт, вероятно, можно было бы описать словами некоего поэта: «И умерла она всего лишь от жажды жить» [24] , — однако в гиббсвилльских газетах ее смерть описали по-иному: «Мирно умерла во сне».
24
Аллюзия на поэму Александра Попа «Послание к даме».
По самой природе вещей со смертью родителей, так же как и с рождением детей, жизнь молодой супружеской пары и усложняется,
После смерти отца Эдит прочно обосновалась на Северной Фредерик. Так как Бена Чапина и Шарлотт Чапин уже не было в живых, а ее собственная мать под присмотром Картера доживала свои годы в доме на Южной Мейн-стрит, Эдит стала полноправной хозяйкой дома номер 10 на Северной Фредерик. Ее положение стало абсолютно устойчивым: той проживавшей наверху старухи, что приказывала и отменяла приказания, больше не было. Еще недавно, когда Эдит давала свой адрес: Северная Фредерик-стрит, дом 10, — в магазинах Нью-Йорка и Филадельфии, ей казалось, будто продавщицы сомневаются в том, что она действительно там живет, а теперь она произносила свой адрес уверенно и убедительно. Для Эдит этот дом был символом ее продвижения по социальной лестнице, и по этой причине ее более чем устраивало жить в нем, ничего не меняя. Джо такое положение вещей радовало, но он не сознавал, что оно всего лишь счастливая случайность. Эдит никогда не приходило в голову этот дом перекрасить, по-иному оформить или сменить в нем мебель. Дом и его нетронутое содержимое были символом, и любые серьезные перемены могли нарушить его символическую ценность. Другая женщина только бы и ждала минуты, когда сможет поменять в доме светильники, перила лестницы или декоративные предметы. Другая женщина, но не Эдит. Единственным местом, где Эдит решилась на перемены, был рабочий кабинет Джо, и эти перемены доставили ему истинное удовольствие: она принесла из спальни и разместила в этой маленькой комнате его школьные и университетские фотографии, дипломы, геральдические знаки его братств и клубов и прочие юношеские сувениры. И это перемещение, разумеется, деликатным образом возвещало о том, что теперь главой дома стал муж Эдит, —правда, об этом почти никто не задумывался. А если и задумывался, то разве это было не так?
После смерти родителей Джо стал богатым человеком, существенно более состоятельным, чем многие жители Гиббсвилля, вышедшие в отставку или на пенсию, и Эдит даже стала подумывать о том, не стоит ли Джо тоже выйти в отставку. Джо не очень-то был знаком с миром за пределами Гиббсвилля и его пригородов, а Эдит и того меньше. На деньги Джо они могли отправиться в путешествия в дальние страны и увидеть что-то диковинное, увидеть земли и людей, о которых они знали только из лекций Стоддарда [25] . Но кто в Китае, в городе Шанхае, будет знать, что в Пенсильвании, в городе Гиббсвилле, проживает Джо Чапин, аристократ, занимающий в обществе высокое положение? Если бы в Гиббсвилль приехал китайский принц, его наверняка принимали бы Чапины, а если Чапины приедут в Пекин, удостоят ли их такого приема? Что же касалось мест не столь отдаленных, Эдит ничуть не привлекал переезд в Нью-Йорк или Филадельфию. Чтобы по-настоящему обосноваться в больших американских городах, требовалось состояние, существенно более крупное, чем то, которым обладал Джо. Джо мог, конечно, продолжать свою карьеру адвоката, но это уже не было жизнью в отставке. Работать он мог где угодно.
25
Стоддард, Джон Л. (1859–1931) — американский путешественник, обративший опыт своих поездок в серию популярных лекций, которые читал по всей Америке, а потом опубликовал в десяти томах и пяти приложениях с многочисленными фотографиями и фактами из самых различных областей знаний. Книги эти были необычайно популярны, и пользуются спросом в наши дни.
Таким образом, Эдит задумалась об уходе Джо в отставку. Она мало что знала о юриспруденции и не многим больше о способностях Джо к адвокатской деятельности. Но она знала, что он был партнером в фирме, которая просто обязана была преуспевать, хотя бы благодаря своим связям. От своего брата Картера, который был далеко не глуп, она узнала, что большая часть работы таких фирм, как «Мак-Генри и Чапин», заключается в бумажной работе. Артур Мак-Генри и Джо Чапин вряд ли могли спасти кого-то от повешения блестящим выступлением в зале суда — такого рода выступления были в традиции фирмы «Монтгомери», и проходили они в исполнении Джерри Монтгомери, — но именно тот факт, что в работе фирмы «Мак-Генри и Чапин» не требовалось ни блеска, ни фейерверков, говорил о том, что их бизнес, возможно, не из самых эффектных, зато он долговечен. До разговора с братом
Таким образом, в фирме для Джо всегда находились дела, и эти дела ему были явно по душе. Но если бы у Джо был интерес к поло, или к коллекционированию книг, или если бы даже он был из тех мужчин, что каждый день отправляются в клуб и там растрачивают время на карточную игру и умеренную выпивку, Эдит потворствовала бы ему и в этом. Ее собственный отец потихоньку выпивал, и это ничуть не мешало ему владеть лесными участками, руководить производством лесоматериалов и быть членом приходского управления в церкви Святой Троицы. Но ее отец не был красив, а Джо был красив, и ее отец не был богат, а Джо был богат. И ее отец не был ее мужем. Ее отец ей не принадлежал. И у нее никогда не было возможности наставлять его, давать советы, ни явно, ни завуалированно. Эдит не считала, что ей повезло с отцом: она никогда ничего от него не ждала, и он никогда не доставлял ей радостей. Эдит была в общем-то уверена — не испытывая при этом горечи, — что отец ее не любил, и настолько же уверена, что и она его не любила.
Эдит любила Джо как свое дополнение, как часть себя самой и некий механизм ее жизни. В том же, что Джо любил ее, она ни на миг не сомневалась. Эдит была уверена, что в ней таится сила, способная снова и снова возбуждать в нем страсть, каким бы страстным он ни был. Эдит порой казалось, что она прожила с Джо всю жизнь с самого его рождения, и когда пришло время — в их брачную ночь, — он наконец созрел, и она, как всегда, оказалась рядом с ним, чтобы разделить этот новый для него опыт. Поскольку еще до того, как они поженились, Эдит убедила себя в девственности Джо, а его неловкость в брачную ночь еще сильнее утвердила ее в этом мнении, отношения Джо с другими девушками Эдит ничуть не интересовали. И потому она не задавала ему никаких вопросов, и ему не пришлось ей лгать.
Оценить же его любовь к ней в те первые годы их супружества для Эдит не составляло особого труда, так как чувство его было столь же незамысловатым, как и обстоятельства их тогдашней жизни. К тому же, как ей казалось, Джо однажды сказалей, что любит ее. Но если этого было недостаточно, то был и другой факт: физической близостью он наслаждался лишь с ней одной. В те времена можно было нередко услышать выражение: «На других женщин он и не смотрит». Джо смотрел на других женщин, женщин внешне более привлекательных, но никогда ей не изменял. В его представлении существовала черта вежливости, за которую он никогда не преступал, и этой чертой был легкий флирт. Правда, неизвестно, приближался ли он даже и к этой черте. Некоторые знакомые им женщины не боялись показаться кокетками, однако Джо был джентльменом и поддерживал их флирт исключительно из вежливости. Но помимо этих проявлений вежливости Джо никогда не давал Эдит повода сомневаться в его любви.
В городе, населенном — по крайней мере в их кругу — счастливыми супружескими парами, и только ими, счастливая пара Джо и Эдит для других счастливых пар служила примером. Правда, другие счастливые пары чувствовали некую неловкость оттого, что Чапины — намеренно или нет — не заводили второго ребенка. Но их волнения улеглись, когда примерно во время вторжения немцев в Бельгию стало известно, что Эдит в положении.
Пропагандистские машины Британии и Германии немедленно пришли в действие, хотя британские передачи далеко не всегда назывались пропагандой или даже считались таковой. В Гиббсвилле, где в пропаганде не было нужды, старые немецкие семьи повели себя так, как от них и ожидалось. Добрые люди, помимо выходцев из Германии, независимо от их происхождения немедленно вызвались помочь союзникам. Выходцев же из Германии тут же поставили в оборонительную позицию, и, поддавшись провокации, кое-кто из них говорил и делал глупости, которые, в свою очередь, провоцировали ответные меры, и между некоторыми людьми зародилась такая вражда, которая не только пережила Первую мировую войну, но и мгновенно возобновилась, когда началась Вторая мировая. Из-за беременности Эдит и военных действий в Европе обсуждение поездок за границу было отложено, — отложено более чем на десять лет. Война внесла в жизнь Чапинов нечто любопытное — тему разговора (но только в отсутствие выходцев из Германии), изобиловавшую такими европейскими географическими названиями, как Лувен, Мец, Аргонский лес и прочими. Мужчины теперь говорили о местах, в которых они никогда не были (Мец, правда, фигурировал в их разговорах и раньше, поскольку так назывался один из автомобилей). Но разговоры эти не велись всерьез: войну в Европе не понимали, репортажи о ней были скудны, и поэтому в те месяцы, когда в Европе гибли тысячи людей, а Эдит вынашивала своего ребенка, вопросом: «Можем ли мы держаться от этой войны в стороне?» — люди не задавались. Вскоре Джо узнал, что двое, потом трое, а потом еще несколько его друзей и приятелей по Йелю сражаются в британской и французской армиях, однако в разговорах Джо с Артуром Мак-Генри война по-прежнему упоминалась исключительно как событие европейское, и эта тема, несмотря на волонтерство их друзей, ближе пока не становилась. Один из этих волонтеров еще до войны отправился в Африку охотиться на крупных хищников, и Джо с Артуром рассматривали его вступление в британские войска как некое продолжение стрельбы по львам — для него это было всего лишь еще одно приключение. Когда же другого их друга убили в первой же битве при Ипре, его не сочли охотником за крупной добычей и обыкновенным искателем приключений, но и для его вступления в британскую армию тоже нашлось простое объяснение: он работал в лондонском отделении американского банка, и у него, наверное, было множество английских приятелей. Как бы то ни было, война была настолько далеко, что Джо и Эдит могли преспокойно мечтать о сыне, не беспокоясь о том, что он когда-нибудь станет пушечным мясом.
Энн сидела на коленях у отца, и он читал ей книгу, когда в кабинет вошла мисс Мак-Иленни, снова нанятая на работу по случаю родов, с новостью о том, что Эдит родила сына.
— Ты слышала, доченька? Мама… у тебя теперь есть маленький брат, — сказал Джо.
— Как его зовут? — спросила Энн.
— Ну, я думаю, его будут звать Джозеф Бенджамин Чапин — так же, как меня, только он будет — младший. Ты рада, доченька? Ты довольна?
— Все в порядке, мистер Чапин. Все в порядке, — сказала мисс Мак-Иленни.