Время действовать
Шрифт:
Там оказался один только Тони Берг. В редакции он считался мужчиной с большой буквы. Возил в машине пистолет и не выносил конкуренции. Если кто-то находил болтающийся в петле труп, это была конкуренция. Я сунул в дверь голову и спросил:
— Тарн?
— Ушел.
Я поколебался из деликатности всего несколько секунд.
— Послушай, он мне помог с автокартотекой. Но у меня оказался не тот номер...
Тони Берг угрюмо посмотрел на меня. Воскресенье, делать было нечего, никакой увертки он придумать не мог.
— А теперь-то у тебя верный номер? —
— Конечно, — сказал я. — DXS-898.
Тони Берг вытащил трубку. Тщательно раскурил ее, прежде чем усесться к компьютеру. Пощелкал клавишами.
— Ух ты, какие у тебя шикарные друзья, — сказал он. — DXS-898, самая дорогая модель «порше». Зарегистрирована на фирму по торговле автомобилями, «Суперкарс» на Эстермальм.
Не помню, что я ему ответил. Надеюсь, что поблагодарил.
9
Дверь была приоткрыта.
Моя собственная дверь, на Стура-Нюгатан, второй этаж, была приоткрыта.
Держа ключ в руке, я прислушался. Ни звука во всем доме, воскресная тишина. Пекарня не работала, пекарь Бенни уехал на Аланды. Единственный сосед по этажу был во Франции. Все прочие жильцы исчезли кто куда — уехали на дачу или ходили на лодке под парусом.
А моя дверь была приоткрыта.
Два патентованных внутренних замка с секретом и один накладной, с защелкой. Для большей безопасности надо разве что мины ставить.
И все же моя дверь была приоткрыта.
В прошлый раз за приоткрытой дверью я обнаружил человека, висящего под потолком.
Я поколебался еще немного.
На Вэстерлонггатан пела группа боливийцев. Стучал барабан, уже в сотый раз пролетел их гордый кондор. Какая-то машина, кашляя, проехала по Стура-Нюгатан. Компания громкоголосых американцев прошла под открытым окном в переулок. Привычные звуки, надежные звуки.
Через пять минут повисну под потолком? Вряд ли.
Кончиками пальцев я потянул на себя внешнюю дверь и толкнул внутреннюю. Она тоже была открыта. Я просунул голову в темный коридор.
Было тихо. Пахло пылью, и незастеленной постелью, и застоявшимся воздухом. Было так тихо, как будто время остановилось и не двигалось с тех пор, как я ушел. Все ящики в коридорном шкафу были выдвинуты.
Я вошел и закрыл за собой двери. Кто-то в квартире побывал. Письменный стол в средней комнате выпотрошили. Содержимое брошено на пол. Все полки пусты, книги — кучами на полу.
— Черт побери, — громко сказал я.
Положил фотосумку и конверт со снимками для Кристины Боммер в коридорный шкаф и быстро вошел в кухню. Там картина была как после землетрясения. Все двери нараспашку, все картонки очищены от спагетти, кукурузных хлопьев, или сухарей, или что там еще было. Штабель газет в углу — весь разворошен.
Где у меня в последний раз стоял телефон? У кровати?
Я пошел в спальню.
В долю секунды я ощутил, что все делаю неправильно. Мне смутно померещились какие-то три тени. И тут на голову мне набросили простыню.
— Какого черта! — зло прохрипел я.
—
Кто-то схватил меня за руки, а кто-то другой ударил в живот. Я перевел дух, приготовившись к новым ударам. Такое ожидание длится как будто вечно.
Наконец мне врезали — под ложечку, и меня чуть не вырвало.
— Спокойно, сволочь!
Голос был другой, у самого моего уха. Этот тип меня и держал.
— Вот гад! — выругался тот, который меня ударил. Я обмяк на руках того, что держал меня сзади. Сквозь простыню просачивался серый свет.
— Это вы убили Юлиуса Боммера? — выдохнул я.
Мне вмазали под ухо, и я почувствовал во рту вкус крови.
А потом тип, стоявший передо мной, начал работать методично. При каждом ударе он изрыгал хриплые ругательства. Вначале я прижимал подбородок к груди, чтобы защитить челюсти и зубы, напрягал живот. Но я не видел того, кто бил, и каждый удар становился унизительным шоком. Скоро я почувствовал, что злость, сосредоточенность и способность сопротивляться куда-то из меня утекают, и я тяжелым кулем повис на руках стоявшего за мной.
Со своей злостью, и с болью, и со своим телом я расстался на какой-то крутящейся и поющей спирали, и чей-то голос сказал над моим ухом:
— Хорошо мы его отделали.
Но в углу таилась новая опасность, которую я раньше не чувствовал. Чей-то хриплый голос прорычал:
— Git outa my way! [46]
На английский почти уж непохоже — да ведь это говорит ирландец! Ни с чем не спутаешь это лопотание, искаженную мелодию фразы. Я чуть оклемался и собрал было силы, чтобы сказать что-нибудь. Но тут в меня — прямо между глаз — ударила молния.
46
А ну, отойдите! (англ., искаж.).
Было мокро, было грязно и неприятно, и было больно. Влажная тряпка ерзала по моему лицу, прошлась по шее. Я поднял руки, пытаясь защититься.
— Тише, тише, — раздался женский голос.
Я узнал этот голос, но был еще не в состоянии решить, кому именно он принадлежит. Она переворачивала меня умелыми и крепкими руками, хотя я и стонал. Уложила на спину, и передо мной, еще не в фокусе, появилась копна белокурых волос и загорелое лицо.
— Вызвать «скорую»?
Кристина Боммер.
— Нет.
Я попытался сесть. Мне надо было сказать что-то важное.
— Ни «скорой», ни полиции. Ничего.
Я в своей спальне, которую снимаю. Под головой окровавленная простыня. Кристина Боммер стоит возле меня на коленях. Она принесла ведерко с водой — обмыть мне лицо. Я никак не мог вспомнить, какое было назначение у этого ведерка раньше.
— Спокойно, — сказала она. — Что-то с тобой подозрительное происходит, но Юлле повесил не ты. Тебе это просто не под силу.
Я зажмурился. Нет, только не сейчас, подумал я.