Время дикой орхидеи
Шрифт:
– Что?
– Ничего. – Кровь снова бросилась ей в лицо.
– Ты почитаешь мне?
Рахарио подбородком указал на кресло, в котором лежала книга, раскрытая на покоробленных страницах, корешок растрепан и загнут кверху, как раскрытый клюв птицы.
Книга, которую Георгина читала вчера, когда охраняла сон Рахарио и ждала, когда настанет время для следующей дозы жаропонижающего порошка Ах Тонга. Она смутно припомнила, что иногда слышала собственное бормотание, чтобы хоть что-то противопоставить тишине комнаты, убаюкивающему шуму моря и дождя. Полагая, что Рахарио спит слишком крепко, чтобы расслышать
– А ты понимаешь по-английски?
Он склонил голову набок:
– Не все. Но многое.
Она чувствовала на себе его взгляд, соскальзывая с края кровати и беря в руки книгу.
– Твой отец… Он англичанин?
– Шотландец. Из Данди. Но он уже давно там не был. Перед тем как перебраться сюда, он много лет жил в Калькутте. Когда-нибудь он вернется туда вместе со мной.
Как будто так и надо, она уселась рядом с Рахарио, откинувшись на спинку кровати в изголовье, согнув колени и положив на них книгу. То был минутный импульс, в котором она быстро раскаялась. Потому что его близость смущала ее так же, как его пытливые взоры, которые он переводил с ее лица на темные полосы буквенных строк и снова смотрел на ее лицо. Собственный голос казался ей чужим, искаженным и слишком высоким, и через каждые несколько строчек она запиналась и начинала заикаться.
– Может быть, ты сам почитаешь? – перебила она себя и с легким смешком протянула ему книгу.
Изучающий блеск в его глазах померк, и мускулы сильных челюстей напряглись, так что обозначились желваки.
– Я устал, – хрипло сказал он, вытянулся и отвернулся.
Веки Георгины задрожали. Потом она поняла – и ее бросило в жар.
– Извини, – прошептала она. – Я не подумала, что ты… Это было глупо с моей стороны.
Рахарио не шевелился. Желудок Георгины сжался так судорожно, что ей стало дурно.
– Если… если хочешь, я тебя научу. Это не так уж трудно!
Закрыв глаза, Рахарио безмолвствовал.
Георгина мягко всплыла из глубокого сна, ее кебайя пропотела, и на щеке было ощущение чего-то липкого. Тяжелый свет раннего вечера висел в помещении, стрекотали цикады; должно быть, дождь на какой-то момент прекратился.
Она сонно сощурилась и окончательно открыла глаза.
Ее щека была прижата к коричневой гладкой груди Рахарио, которая равномерно поднималась и опускалась с его дыханием, сердцебиение было спокойным и ровным – у самого ее уха. Она не помнила, как заснула и как так получилось, что она лежала наполовину на нем, наполовину на его руке. Взгляд ее скользнул по его плоскому животу, по выступающим буграм тазовых костей и с любопытством остановился на тонкой линии черных волосков, что тянулась вниз от пупка под пояс его штанов – до сих пор она не замечала ее. Она быстро отвела глаза и осторожно подняла голову.
Рахарио тоже спал, обняв ее за плечи. Странная, сладкая тоска пронизала ее живот дрожью, и это смутило ее, и одновременно ей стало стыдно, что она невольно оказалась так близко к нему; наверняка это ему неприятно. Она подтянула локти, чтобы опереться на них и встать, вывернулась из-под его руки.
Его тело дрогнуло, и она замерла.
Он взглянул на нее вниз из-под тяжелых век, на губах появилась улыбка. С глубоким вздохом он повернулся к Георгине и притянул ее к себе.
Мгновение недоверчивого сопротивления – и Георгина поддалась его рукам и снова опустилась ему на грудь. Вдохнула его тепло, его запах – моря и водорослей, корицы и кож – и сердце ее чуть не разорвалось от счастья.
Как камень, упавший в тихую воду, порождает на зеркальной поверхности круговые волны, так и Рахарио полностью перестроил дни Георгины.
Миновало бесцельное меандрическое блуждание пустыми часами. Бескрайний гладкий океан времени приобрел контуры из песчаных пляжей и скалистых утесов, структуру из коралловых рифов и зеленых холмистых островов. Он приобрел имя, Нусантара, описывающее континент из вод и островов, который не охватишь взором.
Галанг. Бинтан. Мезанак. Темианг. Сингкеп.
Острова, названия которых были для Георгины так же новы и непонятны, как некоторые выражения на малайском языке Рахарио. Ночами ей снились подводные миры, свет, мерцающий бирюзой и лазурью, в котором все пестрит и сверкает. В этих снах она парила среди перламутровых рыб, меж морских звезд и причудливых подводных существ, плутала в каменных джунглях кораллов. В невесомой мирной тиши.
Море было домом оранг-лаут, родиной их предков, испокон века их жизненной артерией и их судьбой.
Мир, откуда явился Рахарио, был архаическим, люди жили там так же, как тысячи лет назад. Рыболовствуя, ныряя за сокровищами моря и ведя меновую торговлю. Хозяева моря, воители вод, сегодня они предлагали охранительное сопровождение торговым караванам, а завтра претендовали на грузы, что перевозились на борту кораблей, плывущих под парусами через их воды. Жизнь, которая следовала собственным исконным традициям, ценностям и ритуалам, вплетенная в мелкоячеистую сеть из семьи, рода и племени. Подчиненные теменгонгу султаната Джохора, нептуноподобному владыке, царство которого охватывало куда больше воды, чем суши. Построенное на волнах и песке, а не на камне, оно тем не менее казалось вечным и вневременным.
Георгина жадно впитывала все, что Рахарио рассказывал ей об этом чужом мире, который, казалось, родился из сказки и все же был реальным. Рахарио принес ей приключение, которое она не смогла бы выдумать себе даже в самых смелых фантазиях. И хотя она была все эти дни настолько близко к нему, что не могла сомневаться в реальности юноши из плоти и крови, он все же казался ей иногда мифическим созданием океана.
Юный морской человек. Сын Тритона. Или одно из ластоногих существ, о которых когда-то рассказывал ей отец: они сбрасывают свою морскую шкуру, выходя на берег в человеческом облике.
А Георгина была всего лишь обычной маленькой девочкой, рожденной на суше и приговоренной к земле.
Единственное ее сокровище состояло в знании грамоты, которой с ее помощью овладевал и Рахарио, когда они вместе склоняли головы над страницами книги. Черные значки, тоненькие, как паучьи ножки, сухие, как ломкая истершаяся бумага под ними. Жалкие по сравнению с тем волшебством, которое исходило от Рахарио.
– Когда-нибудь, – тихо сказал Рахарио, устремив взгляд в сторону моря поверх веток с красными цветами, – когда-нибудь я стану богатым. Богатым и могущественным. И у меня будет большой корабль, только мой.