Время горящей спички (сборник)
Шрифт:
— Ну, и как живете? — вроде даже сочувственно спросила продавщица.
— Да по-разному.
— Ладно, что хоть не по-всякому. Но все равно для всех вы хорошим не будете. Они вас уже и так ославили. Знаете, как о вас заговорят: вот, приехал пьяница командовать пьяницами.
— Спасибо за пророчество, — благодарил я. — А пока надо мне их опохмелить.
— Это благородно, — одобрила она. — Хотя из-за них нам никуда и не выехать, но тоже люди.
— Как — никуда не выехать?
— А куда нам выезжать? — ответила она вопросом на вопрос.
В ставшем
— В глухом краю вглухую пью. Открываем перцовку, начинаем массовку. — Он свинтил пробку, стал плескать во вчерашние стаканы. Народ воспрянул. Аркаша комментировал: — Запах услышав родной и знакомый, зашевелился моряк. Пей, профессура!
Первая серия опохмелки прошла мгновенно. Часть народа выпила и упала досыпать. Звяканье посуды пробудило поэта, он протянул руку за стаканом:
Не будем, братцы, гнаться за процентом, Не для кончины жизнь была дана, Но вскоре здесь членкорров и доцентов Прощальные напишут имена.Выпил, снял очки, протер их и опять захрапел.
На кухне, к моему изумлению, распоряжалась юная особа. В вышитом передничке.
— Кастрюльку принесла, — сообщила она и назвалась Юлей. — Капустки, свеколку, морковку, борщ надо сварить. Нельзя же без горячего. Так ведь? А то тут такой Президент-отель, что с голоду загнешься.
— Я женат, — сообщил я.
— Даже так? Но это ж где-то. — Она щебетала, а сама ловко распоряжалась посудой и овощами. — Лук я сама почищу, вам плакать пока не с чего. Так ведь, да? Мы были как плюс и минус, как половинки, разве не так? Все будет хорошо, да? У нас будут красивые дети, не так ли? Аля-улю, лови момент! Дозреет вскоре мой клиент. В вашем возрасте надо думать об оставить след на земле, а? Еще не вечер, а?
Не успел я спросить, что за момент мне предлагается ловить, как меня вновь дергали за рукав и говорили:
— Выдай еще валют. В счет будущей зряплаты. Надо же продолжить. На халяву и известка творог, так что хоть бы бормотухи. Надо правильный опохмел соблюсти. Хоть посидим. Ты не думай, мы тебя под монастырь не подведем.
— Это как раз было бы хорошо, — отвечал я. — Был бы игуменом, вы б уже на поклончиках стояли.
— Ну, ты садист, — отвечали мне. — Мы не только стоять, мы сидим еле, а ты — поклончики.
— А ежели гром грянет, а? — вопросил я грозно.
— Ты и вчера громом угрожал, — отвечали мне, обнаруживая свою, лучшую, чем у меня, память. — Мы отвечали, что перекрестимся и встанем. Но сейчас-то не томи.
Новый день. Разговоры о разном
День, начатый правильной опохмелкой, продолжился учеными разговорами. Вася разговорился:
— Во всем вижу влияние цифр. Вот размах: от бесконечно малых величин до бесконечно больших. Такая амплитуда, такой маятник. С ума сойти: как это — бесконечно большие? От
— Тут не только цифры, — заговорил худой Лева, — есть и тела. Прикинь — звезда размером с галактику, да? Или в эту сторону: нейтрон недоступен визуальному зрению, а для какой-то частицы он — великан, да? И у блохи есть свои блохи.
— Лева, стоп! — воскликнул Ильич. — Визуальное зрение? Ты так сказал? На колени перед русским языком! Английский легко заменить долларом, а на русском с Богом говорят! Ты еще не на коленях?
— А ты что, русский язык?
— Говори просто: есть звезды-карлики, есть гиганты. И сотни движений звезд и планет. Пора, кстати, подумать, когда возобновим работу, как при грядущих катаклизмах вписать нашу планету в безопасную систему плавания во Вселенной.
— Для начала надо покончить с зависимостью от нефти. Энергий в России не счесть: солнце, ветер, вода. За энергию без нефти! — это выступил Вася.
Лысый Ильич как-то очень нервно вновь потребовал внимания:
— Позвольте продолжить вклад в утреннюю беседу: западные имена годятся в собачьи клички. Гор, Буш — чем не клички? Никсон — это такой породистый кобель. Тэтчер — сука. Маргарет — это сука медальная, победитель собачьих сессий. Блэр, Тони — все годится. Но это только звуки неявных слов. А русский язык — это тайна…
— И он впадает в Каспийское море.
— Не язви. Вопрос: во сколько раз больше дано эфирного времени, газет, журналов врагам России? Раз в сто. Самое малое. Так почему же они ничего не могут добиться? Они ж непрерывно льют злобу и ненависть на Россию. Но слово «Родина» — это слово молитвы, оно неуничтожимо, оно выстрадано. Это как золотой запас для бумажных денег. Нет его, и печатай зелень сколько влезет. Их слова не обеспечены золотом любви к России. Не будет им веры никогда. Брехать мастаки-и, но народ слушает и чувствует — фальшак! Русскими правят россияне! Сажусь.
— Садись. Года на два наговорил.
На кухне закипал борщ, и запах его перебивал остальные.
— Съешь две тарелки, еще попросишь, — говорила мне при всех Юля. — Еще и в щечку поцелуешь.
— Позвольте договорить! — опять вскочил Ильич. — Мысли с похмелья скачут как бы, как зайцы по старому насту, не оставляя следов. Говоря о преимуществе русского языка, забыл подчеркнуть, что знание языков — самое низкое знание.
— А в сноске заметь, — ехидно уколол Лева, — что сие откровение ты свистнул из Посланий апостолов.
Я встряхнулся:
— Задаю вопрос. Всем. Как вы думаете спасаться от антихриста?
— А он что, уже пришел?
— Пить не перестанете — быстро придет. И что? И примете печать антихриста?
— Ни за что! — резко воскликнул вроде бы бесчувственный оборонщик. Он крякнул и подсел к столу. — Ни за что!
— А чем будешь питаться?
— Подножным кормом! — заявил недремлющий Аркаша. — Я когда на базе потребсоюза мешки таскал, всяких семян наворовал. Как чувствовал. Собирал на жизнь богатство неправедное.