Время горящей спички (сборник)

Крупин Владимир Николаевич

— Хорошо еще, — откомментировал эту трагедию докладчик, — что миру не пришлось кормить эту ораву. — Меня передернуло. Докладчик вещал далее: — Имеющие вскоре быть затопления вначале прибрежий ожидаемы, хотя в них пока не верят, но неизбежны. Людям придется потерять все. Их надо будет кормить за счет остальных. Это вызовет милосердие у немногих, а у основной массы злобу.

Все это я слушал, но по-прежнему не мог понять позицию выступающего. За кого он? За нас, за Россию? Послушаем еще.

— То есть

Землей обетованной ближайшего будущего будет именно Россия. И народ прежней обетованной земли ее займет. Может, он после взятия Иерусалима для того и был рассеян, чтобы узнать, где можно спастись в грядущем? Грядущее наступило, он узнал. Племя торговцев и финансистов владеет миром. Иначе и быть не могло. Крестьянин кормит людей, машинист возит, врач лечит, учитель учит, воин защищает, шахтер добывает топливо, портной обшивает, повар стряпает, то есть любой труженик думает о других, только финансисты, торговцы, купцы думают о личной выгоде. Если они так думают два тысячелетия, до чего-то же они должны были додуматься. Пример — организация финансовых кризисов. Есть у тебя ресурсы, нет их, а хвостом виляй.

Просят выступить

Николай Иванович аккуратно положил передо мной полоску бумаги. На ней четко: «Вас попросят выступить. Два-три слова о России, о начале обретения ею места в мире, хорошо? О попытке улучшения демократии».

— У нас, среди приглашенных, — тут же сказал из общей темноты председатель, — специалист по вопросам современного состояния России в мире. Сам он — выходец из низов, мнение его, полагаю, не безынтересно.

На экране предо мною крупно замигало: «Вам слово».

— Состояние? — Начав, я подумал, что надо же было как-то к ним обратиться: коллеги? господа? друзья? братья? Ничего не подходило. Ладно, обойдутся. — Состояние у России такое же, как и всегда, во все века, — тяжелое.

— Но почему? — спросили из темноты.

— Россия — светильник, зажженный Богом перед лицом всего мира. Светильник же не скрывают, а ставят на высоком месте. И очень многим это не нравится. Он их освещает.

— Но это же хорошо, — усмехнулся кто-то, — на электричество не тратиться.

— Освещает не местность, — я решил быть спокойным, — а всю мерзость остального, обезбоженного мира.

— Мм-да. — Это, по голосу, председатель. — И почему же в ваших работах настойчиво проводится мысль о невозможности введения демократии в Россию?

— Жадны и циничны демократы, поэтому. Жадны, видимо, от природы, а циничны от безнаказанности. Демократия позволяет им воровать, она не будит совесть. Врать для демократов — все равно что с горы катиться.

— А пример такого вранья можете привести?

— Говорят, что жизнь в России становится все лучше, а на самом деле — все хуже и тревожнее. Частные интересы демократов не есть

интересы России. Может, в этом ключ. Они смотрят на Россию как на территорию проживания и наживы. Чтобы их не сковырнули, внедряют в людей желание им подражать. Ну и так далее. Простите, я совсем не понимаю моей роли здесь. Где я? В масонской ложе?

— Мм-да, — снова уронил председатель.

А что мне было терять? Если бы я неправду говорил. В конце концов, я же понимаю, что полностью в их руках. Еще подумал: успеть бы написать послание своим, а как передать?

— Вопросы есть к докладчику?

— Ну уж, — я не мог не улыбнуться, — докладчик. Автор двух реплик. Можно и третью: когда кричат об интересах общества, значит, о человеке не думают. В России смертность уже давно и постоянно опережает рождаемость, развращение молодежи усиливается, пьянство, хулиганство, проституция, сиротство увеличиваются, и вот все это называется демократией.

— То есть, по вашему мнению, надо свергать это правительство?

— А что толку?

— То есть?

— То есть лучше не будет.

— Но как же вы не учитываете регулятор общественных отношений — рынок? — Это из темноты какой-то новый, незнакомый голос.

— Какой рынок? Только что в докладе сказали, что демократия в рынке и не ночевала. Рынок в России позволяет сжирать конкурентов, травить людей некачественными продуктами, ширпотребом подпольных фабрик. Рынок — место действия жадности и корысти. А что такое рынок для культуры? Выставки похабщины, издевательство над всем святым? Порнография кино и театра. А что такое рынок для религии? — Я помолчал. — Думаю, что ничего нового я вам не сказал, и поэтому прошу возможности откланяться. С вашего позволения.

Я встал. Никто не удерживал. Дверь предо мной распахнулась. За дверью стояли Лора и Вика. Дверь за мной закрылась

— О-о-ой! — громко и горестно воскликнул я, да так, что они испугались.

— Что, что с вами?

— Главный итог двадцатого века то, что Россия бессмертна. Вот это предложение забыл сказать. Может, раз в жизни дали серьезную трибуну, а я забыл. Вернуться уже неудобно. А?

— Да уж, — посочувствовали сестры. — Тут главное — не подумать, а вслух сказать: тут же везде аппаратура, запись. Россия бессмертна?

— Как иначе? Она — Дом Пресвятой Богородицы, подножие Престола Царя Небесного.

— Так как же тогда Судный день? Все же провалится, все же сгорит. Или я не так поняла, мне книжку старец давал про Страшный суд? — это спросила умная Лора.

— Да-да, суд-то Страшный будет же, так ведь же? — это добавила Вика.

— Куда денешься, будет. Но вот Россия как раз его и пройдет.

— Тогда перед судом вся сволота сюда и приползет.

— Правильно Лорка догадалась? — спросила Вика.