Время кенгуру. Книга 2
Шрифт:
— Что думаете по поводу солнечной дуги, Иван Платонович?
— То же, что вы, князь Андрей. Это протечка во времени, какие могут быть сомнения?!
— Как предполагаете действовать?
— По обстоятельствам. Если бы мы находились в моем кабинете на Вознесенке или в Сыромятино, я бы выставил вас за дверь, под предлогом занятости. Зачем задавать вопросы, ответы на которые заранее известны или не имеют значения?
«А ведь он прав», — заметил внутренний голос.
«А ты не лезь поперед батьки в пекло», — отрезал я.
Ничего другого не оставалось, как следовать в направлении
Я, на следующий день
На следующем привале мы заночевали — по счастью, обошлось без происшествий, — и к полудню следующего дня достигли долины. Иван Платонович оказался прав: долину занимали настоящие джунгли.
Древесные кроны смыкались над головой, практически не пропуская солнечного света. В кронах гомонили птицы с ярким тропическим оперением. Стволы деревьев, как один, были высокими: деревья тянулись вверх, к солнечному свету, которого катастрофически недоставало. Таким образом, верхняя часть леса была пышной, тогда как средняя — худосочной. Тем не менее худосочность средней части компенсировалось травяным разнообразием на земле. Различные плющи и другие вьющиеся растения цеплялись за ноги, мешая ходьбе. Я вытащил нож и по мере возможности прорубал дорогу сквозь непроходимые заросли. Мои товарищи шли следом, стараясь не растягиваться и не отставать.
Так — медленно, но неотвратимо — мы продвигались в направлении солнечной дуги.
Остановились передохнуть у небольшой речушки. Эта была первая речушка с чистой и относительно теплой водой, которую мы встретили. Ручьев на горных склонах было предостаточно, но вода в них была холодна, как смерть — от нее даже зубы сводило. Искупаться в таких ручьях нечего было думать. Теперь представилась возможность омыть тела в проточной воде.
В тропических реках могли водиться разные неприятные создания, начиная от плотоядных рыбок и заканчивая крокодилами, поэтому первым дело я зашел в воду и осмотрелся. Вода доходила до колен и была прозрачной. Ни рыб — какими бы они ни были, — ни крокодилов поблизости не оказалось.
— Можно купаться, если кто хочет! — сообщил я, выходя из воды.
Товарищи сидели на берегу, у весело потрескивающего костра, и распределяли последние остатки пищи. В путешествии граф Орловский рассчитывал на себя, поэтому взятые им запасы пищи оказались скудны для шестерых человек. За прошедшие сутки мы практически подъели припасы. Та же участь был уготована кускам козьего мяса, полученным от снежного человека, тем более что мясо оказалось приятным на вкус и нежилистым. Оставалось надеяться на то, что граф Орловский добудет что-нибудь из пропитания, которое бегает, ползает и летает по здешним тропическим лесам.
— Кто купаться? — повторил я.
Катька потянулась и встала с поваленного бревна, на котором сидела. Она и раньше не была стеснительной, но теперь наступил ее час, без сомнения! Я присел на освободившееся бревно, приготовившись наблюдать за купанием богини.
Катька медленно, наслаждаясь моментом, подошла к воде и сделала движение, чтобы стянуть с себя платье. Но в этот момент в воду уже бухнулась Люська, причем совершенно голая. Когда она только
Итак, Люська бухнулась в воду. Впрочем, что значит бухнулась? Воды было по колено, поэтому она просто запрыгнула в речку, подняв кучу брызг, и принялась зачерпывать себе воду в ладони и лить на грудь. Причем встала не задом и даже не боком, а принципиально передом, не стыдясь ни графа Орловского, ни своего отца.
Я обернулся на Ивана Платоновича. Тесть успел отвернуться. Поскольку я находился сбоку от него, то мог заметить глубокую складку, проходившую по переносице. Взрослые дочери — сущее наказание, в том числе замужние. Я читал об этом в художественной литературе.
Хотя гораздо занятнее было понаблюдать за Катькиной реакций. Увидев, что со стриптизом ее опередили, Катька замерла в оцепенении, потом стащила с себя платье и трусы, скинула на землю бюстгальтер и, оставшись в чем мать родила, последовала примеру остальных женщин. Остальных женщин — потому что к тому времени рядом с Люськой уже плескалась Натали.
Понимая, что ходить грязным не пристало, я тоже разделся и присоединился к своим женщинам, которых очень любил, но не знал, как соединить воедино.
— Андрэ, потри мне спинку, — попросила Люська.
Мочалки с мылом не было, поэтому мне пришлось тереть ей спинку ладонью. Это было показательной акцией, естественно: жена вполне могла попросить потереть ей спинку своей горничной.
Я потер Люське спинку и занялся собой.
— А теперь мне, Андрей, — услышал я уже Катькину просьбу.
Пришлось тереть спинку и ей. Люська промолчала, понимая, что возражения бесполезны и даже оскорбительны для присутствующих. За моей спиной они вели свою дамскую игру, и я в этой игре был не более чем игровым кубиком. Каждая из женщин поочередно бросала кубик и смотрела, какая цифра на нем выпадет.
— Григорий, а ты купаться не пойдешь? — крикнул я в сторону костра.
Но Орловского у костра не было. Сидел, полуотвернувшись, один Иван Платонович. Я обратил внимание, что сидит он так, чтобы не видеть голой дочери, но при этом краем глаза наблюдать за голой Катькой. Это стрекоза добилась-таки своего, хотя бы в отношении самого немолодого из нас министра государственных имуществ.
Где-то поблизости жахнул пистолетный выстрел.
Женщины завизжали, прикрывая руками интимные места, и выбежали на берег одеваться.
Через минуту, как я и думал, из джунглей показался граф Григорий Орловский, волоча за собой убитую обезьяну.
— Тренировался на меткость? — спросил я.
Граф удивился.
— При чем здесь меткость? Наши запасы провизии подошли к концу, а обезьянье мясо чрезвычайно питательно.
Он насадил обезьяну на импровизированный деревянный вертел и водрузил на костер. Сначала неприятно запахло паленой шерстью, но вскоре вдоль речушки распространился аромат свежего жареного мяса.
Мы сытно пообедали обезьяним мясом и продолжили путь к солнечной дуге, изредка заглядывавшей в просветы между деревьями.