Время кенгуру. Книга 2
Шрифт:
Одному из головорезов удалось метнуть в меня булыжник. Я не успел увернуться. Булыжник попал мне в грудь, и я завалился на спину. Я попытался очухаться и вскочить на ноги, однако, ввиду сильной усталости и помутненного от пропущенного удара сознания это было проблематично.
И вот надо мной, лежащим на земле навзничь, навис вражеский воин. Головорез вложил в пращу новый булыжник и принялся раскручивать над головой, чтобы поразить меня с ближнего расстояния, наверняка.
«Пришла твоя смерть?» — спросил меня внутренний голос.
Я не успел с ним согласиться.
Из
— Не-е-е-е-е-ет!
Лицо воина, застывшего над моим беспомощным телом, исказила хищная радость. Головорез обратился в сторону бегущей к нему Люськи и изменил направление раскручиваемой над головой пращи. Теперь все видели, что он намерен метнуть булыжник не в меня, а в мою женщину — с тем, чтобы причинить мне максимальную душевную боль.
— Не-е-е-е-е-ет! — прохрипел я, осознав дьявольскую задумку головореза.
— Не-е-е-е-е-ет! — раздался яростный вскрик Ивана Платоновича.
— Не-е-е-е-е-ет! — послышались сразу несколько туземных голосов.
Будто в замедленной съемке, Григорий Орловский принялся вскидывать пистолет. Однако, графа опередил Пачакути.
Молодой воин высоко подпрыгнул, заслоняя Люську своим телом, и принял удар булыжника на себя.
Какая-то нечеловеческая сила подняла меня на ноги — из горизонтального сразу в вертикальное положение, практически не разгибаясь. Я ухватил головореза за горло и разодрал его кадык надвое. После этого пробил ладонью грудную клетку врага и вытащил из груди трепещущее сердце. Потом ударом ноги забросил еще теплый труп подальше в кусты, а сам побежал к Люське, с распростертыми объятиями.
— Я так испугалась, дорогой, — сказала жена, прильнув к моей груди.
— Не бойся, родная. Все неприятности позади, — ответил я.
В моей зажатой руке продолжало биться теплое вражеское сердце.
— Смотри, — сказал я, показывая вырванное сердце жене. — Этот негодяй больше никогда тебя не обидит.
Мы поцеловались и прильнули друг к другу. И тут вспомнили о человеке, спасшем Люську от брошенного булыжника. Мы кинулись к Пачакути, продолжавшему недвижимо лежать на земле, и с ужасом убедились, что молодой туземец мертв.
— Спасибо, ученик, — поблагодарил я погибшего, преклоняя перед трупом колено.
После этого я вложил вражеское сердце в молодую холодную руку Пачакути.
Люська зарыдала и поцеловала молодого туземца в губы. Но, естественно, оживить не смогла. Это только в сказках мертвого героя можно оживить поцелуем, а в жизни такого не случается.
Битва между тем заканчивалась. Последнего оставшегося в живых головореза, пытавшегося спрятаться за последним оставшимся в живых пленным, застрелили граф Орловский и Иван Платонович. Они произвели выстрелы одновременно. Пуля, выпущенная Орловским, вошла головорезу в правое ухо, а выпущенная Иваном Платоновичем — в левое.
С гибелью последнего головореза все было кончено. Повсюду валялись трупы.
Можно было перевести дух, успокоиться, набраться сил перед новыми, еще более захватывающими приключениями.
Глава 9
Я, на следующий день
К следующему утру трупы были сожжены на костре.
Когда костер догорел, я зачерпнул горсть золы, еще теплой, и сунул в нагрудной карман. В этой золе была частица Пачакути — туземца, пожертвовавшего своей молодой жизнью ради моей Люськи, в сущности малознакомой ему женщины. Разве это не прекрасно, когда молодой туземец жертвует своей жизнью ради вашей жены?
Что имеем в итоге?
Вооруженная банда уничтожена, но и туземцам досталось. Погибли, не считая Пачакути, еще пятнадцать человек. Также погибли пленники, которых головорезы использовали в качестве живого щита. Все пленники, за исключением одного.
Это был чуть полноватый и начинающий лысеть мужчина, в богатой одежде. Туземцы общались с ним весьма почтительно — видимо, он был какой-то шишкой в их иерархии. Шишки иногда попадают в плен, но этому туземцу повезло: благодаря нашим усилиям, он был освобожден.
Граф Орловский пообщался с освобожденным пленником — с помощью знаков, разумеется, — и объявил мне:
— Этого человека зовут Якаки. Он личный имперский аудитор.
— Кто? — переспросил я.
— Аудитор. По воле начальника, посетил отдаленную провинность, чтобы провести перепись населения. На отряд напали бандиты, охранники не смогли защититься. Остальное тебе известно. Охранники погибли, сведения о переписи тоже, выжил только имперский аудитор.
— Имперский? — воскликнул я недоверчиво.
— Да, Андрей, мы находимся на самой границе империи. Только благодаря этому нападение на деревню оказалось возможным. Бандиты не рискнули проникнуть на имперскую территорию глубже, где у них не было ни единого шанса.
— Что за империя? — спросил я.
— Не удалось понять. По словам Якаки, самая могущественная империя на земле. Жителей в ней больше, чем песчинок на побережье. Именно поэтому необходимо периодически проводить их строгую перепись.
— Стрелкового оружия у местных нет? — уточнил я.
— В привычном понимании. Вместе с тем, у тамошних церковников имеются приспособления, стреляющие огненными шарами. Что за приспособления, из объяснений Якаки я не понял.
— Огнеметы?
— Прости, Андрей?
Тьфу, я совсем забыл, что граф Григорий Орловский прибыл сюда из 1812 года, когда огнеметы еще не были в употреблении.
— Нет, ничего. Еще какие-нибудь сведения? О солнечной дуге, в частности?
— Возможности моего общения с Якаки ограничены. Однако, в этом нет нужны. Скоро мы сможем лицезреть чудеса могущественнейшей империи наяву. Якаки отведет нас в имперскую столицу, к солнечной дуге. Кстати, столица называется Теночтитлан.