Время любить

Козлов Вильям Федорович

Валера рассказывал про то, как он в свое время выгодно купил у старушки подлинного Нестерова. Старушка принесла картину, завернутую в шаль, в «комок» – так Валера называл комиссионку, – а он как раз там крутился. Разговорился с бабушкой, представился знатоком живописи, сказал, что приемщица невысоко ее оценит, и предложил свою цену. Старушке, видно, не хотелось стоять в длинной очереди; поколебавшись, она продала ему картину, по сути дела, за гроши.

Андрей, слушая его, думал о том, что могло связывать Асю и Валеру. Неужели деньги, подарки, красивые вещи, которые он доставал ей? Или еще что-то другое? Говорят же, любовь зла – полюбишь и козла… Валеру нельзя назвать красавцем, но он и не урод. Язык у него хорошо подвешен, не прикидывается

кем-то другим, у него даже своя философия – он ведь не осуждает себя, свои методы добывания денег. Раз есть дефицит, значит, будут фарцовщики, перекупщики, спекулянты. Нет в магазине дефицитных вещей – значит, их будут доставать – а это тоже не так-то просто! – другие люди и перепродавать желающим с наценкой. Жить-то надо… Философия Валеры, конечно, примитивная; чтобы заработать, он готов обмануть не искушенную в торговых делах старушку и не видит в этом ничего предосудительного. Когда Олег Павлович надул его, Валера искренне возмущался и даже радовался, что того избили и ограбили… А вот когда это же самое коснулось его, Валера рвет и мечет, кляня на чем свет стоит ворюг и бандитов!..

– Идите кофе пить, – позвала из кухни Ася. – У нас бразильский.

– Не лучше ли теперь начать новую, честную жизнь? – сказал Андрей. – Сначала кража, потом милиция, а там, глядишь, и до тюрьмы рукой подать.

– Первым делом – стальную дверь поставлю, замок врежу… – Валера задумчиво посмотрел на пустой фужер. – Придется поломать голову, чтобы заработать хорошие деньги. В опасные аферы я не влезаю, с валютой дел не имею, мой бизнес не наносит государству урона: одеваю своих клиентов в модную одежду, достаю кассеты, электронные часы, калькуляторы, автомобильные приемники, другую технику. Эти, которые привозят оттуда… тоже не лыком шиты! Знают наши цены, у них есть каталоги. Торгуются за каждый червонец. У них, кстати, выгодно брать оптом – тогда могут скинуть. Зато потом носишься как сумасшедший по всему городу с сумками, как этот… коробейник!

– Тяжелая у тебя работа…

– Не говори, друг, – вздохнул Валера, поднимаясь с тахты. – Кстати, у меня в машине есть отличный японский набор инструментов из ванадия. Сотнягу за комплект. Бери, не пожалеешь, за таким инструментом автомобилисты охотятся…

– Пожалуй, возьму, – поколебавшись, сказал Андрей. Сто рублей даже за японский набор дорого, но ведь действительно, где еще достанешь?

В метро Андрей не выдержал и снова раскрыл красную плоскую металлическую коробку – десятка два хромированных насадок для отвертывания гаек, отделанные пластмассой рукоятки, трещотка, другие нужные приспособления. Такой инструмент в руках приятно держать.

– Сколько с тебя Валера содрал за такую игрушку? – поинтересовалась Оля.

– Сотнягу.

– А заплатил финну, который его снабжает всяким барахлом, пятьдесят за один комплект, – сказала сестра. – Он берет у того все оптом, вплоть до шариковых ручек и женских трусиков.

– Откуда ты знаешь? – закрывая коробку, спросил Андрей.

– Дамские тряпки помогает ему сбывать у нас в институте Ася. А про инструмент она сказала, когда ты им любовался.

– А что это у тебя в сумке? – подозрительно посмотрел на сестру Андрей.

– Да так, ерунда…

Андрей отобрал у нее сумку, раскрыл и извлек завернутые в целлофан босоножки на пробковой подошве.

– Тоже вдвойне переплатила? И зачем тебе зимой босоножки?

– Понимаешь, это такая редкость… Весной их днем с огнем не сыщешь.

– Я думаю, Валера с Асей очень скоро снова разбогатеют, – сказал Андрей. – Теперь мне понятно, почему они тебе позвонили…

– Почему? – спросила сестра.

– После такого потрясения Валера с ходу кинулся в бизнес… Надо же ему как-то все украденное компенсировать. Ну а ты тут рядом, под рукой… Хороша же у тебя подружка! – усмехнулся Андрей.

– Мы ведь дружим с первого класса. И потом, у Аси есть и достоинства…

– Какие?

– Она добрая, веселая,

никогда не унывает…

Сидевшая рядом молодая женщина, увидев босоножки, обратилась к Оле:

– Девушка, где вы купили такую прелесть?

Андрей и Оля переглянулись и дружно рассмеялись.

3

Вадим Федорович неохотно отправился на это выступление. Ведь в бюро пропаганды художественной литературы отлично знали, что он выступать не любит, лишь по старой традиции раз в год выступал в марте на неделе детской книги, хотя давно не писал для школьников. Неделя обычно растягивалась на целый месяц – в это же самое время, зная, что он не откажется, приглашали институты, училища, библиотеки, дворцы культуры. И Казаков, как на работу, каждый божий день ехал то в один, то в другой конец города на выступления перед читателями. Иногда даже по два-три раза приходилось выступать в один день. Возвращался после выступлений измотанный, потому что обычно выкладывался весь, хотя слышал от писателей, что некоторые больше двадцати – тридцати минут не говорят. Вадим Федорович так не умел; если беседа с читателями получалась интересной и ему задавали много вопросов, то творческая встреча иногда затягивалась на полтора часа и больше.

Позвонили из Общества книголюбов, приятный женский голос сообщил, что в научно-исследовательском институте читатели давно ожидают встречи с ним, люди прочли его последние романы и очень хотят поговорить. Вадим Федорович начал было ссылаться, что у него много работы, что выступает он только в марте, но сотрудница из Общества книголюбов так насела, что отказаться было невозможно. Соблазнила еще и тем, что, мол, это будет не просто встреча, а настоящая читательская конференция, все, кто придет, хорошо знают Казакова…

И вот Вадим Федорович, выйдя из метро, шагает по залитой солнцем улице. Небо по-весеннему чистое, снег поскрипывает под ногами прохожих, из ртов вырываются облачка пара. Конец февраля, наконец-то в Ленинград пришла настоящая зима, с солнцем, морозами, снегом. Железобетонный забор, вдоль которого он идет, dесь искрится изморозью. С каждой голой ветви деревьев свисают тонкие сосульки, стоит подуть ветру – и они с мелодичным звоном обламываются, падая в припорошенный копотью снег. Этот звон необычен, он напоминает Казакову Андреевку с ее крещенскими морозами и вьюгами. В сосновом бору за старым клубом тоже можно услышать такой перезвон…

В проходной его встретила молодая женщина в длинной светлой, с поперечными полосами шубе и белых высоких сапожках, на голове – серая шапочка крупной вязки.

– Вадим Федорович? – Она с улыбкой протянула тонкую белую руку. – Лариса Васильевна Хлебникова… К удивительному поэту Велимиру Хлебникову не имею никакого отношения…

Голос у нее звучный, на круглом белом лице влажными вишнями блестят черные выразительные глаза.

– Но стихи вы пишете, – заметил Вадим Федорович.

– Как вы догадались? – удивленно воззрилась на него Хлебникова.

Этого Казаков и себе самому бы не смог объяснить – иногда вдруг, будто по наитию, он точно определял возраст человека, его профессию, семейное положение… Это получалось как-то само собой, без всякого усилия с его стороны. А когда он, уверовав в свой дар предвидения, стал в одной компании вещать на эту тему, то с позором сел в калошу! Даже близко не угадал, кому сколько лет и кто что из себя представляет…

Встреча прошла хорошо. Приятно, когда твои книги знают, от души говорят о прочитанном, даже не обижаешься, если и покритикуют. Слушать одни дифирамбы тоже скучно. Кое с кем из читателей Вадим Федорович даже поспорил: почему он должен писать так, как они хотели бы? Почему обязан все разжевывать для читателя? А если ему хочется заставить его не только переживать с героями, но и задуматься над проблемами, поднятыми в романе? Это куда интереснее, чем выдавать готовые рецепты на все случаи жизни. Кстати, такие книги не очень-то и читают…