Время любить
Шрифт:
– Брат, – прошептал он Готье, – думаю, что мадам Катрин уже наполовину одержала победу. Этот добрый человечек вроде знает, что такое дружба.
– Думаю, ты прав. Что же касается победы, тут все сложнее. Ты же не знаешь мессира Арно. У него львиная гордость, а упрям он при этом как мул, смел как орел… но и жесток так же. Он из тех людей, кто предпочитает вырвать из себя сердце, чем дать слабину, когда чувствует себя оскорбленным.
– Он что, не любил свою супругу?
– Он ее обожал. Никогда я не видел такой страстно влюбленной пары. Но он заподозрил жену в измене и не простил ее.
С
Абу-аль-Хайр открыл перед мужчинами маленькую дверь из кедра, покрашенного в красный и зеленый цвета, которая вела в просторную комнату, и сказал им, что слуги скоро займутся ими. Потом он хлопнул в ладоши три раза, перед тем как открыл перед Катрин другую дверь. Это, безусловно, была самая красивая комната в доме: потолок из кедра был украшен орнаментом, стены сияли позолоченной мозаикой, мягкие и толстые ковры покрывали мраморный пол. Четыре сундука из позолоченной меди занимали четыре угла комнаты – там можно было складывать одежду, но, конечно, не видно было кровати. Она явно была свернута и уложена вдоль стены, где-то в углу, так как по мусульманскому обычаю вид кровати не предназначался для посторонних глаз. Но зато в большой нише, украшенной зеркалами, стоял круглый диван со множеством разноцветных пестрых подушек. Окна выходили во внутренний двор.
Абу-аль-Хайр дал Катрин время охватить глазами это приятное помещение, где не было упущено ничего из того, что могло соблазнить женский взгляд. Затем он подошел к одному из сундуков, открыл его, вытащил оттуда охапку разноцветного шелка и муслина и выложил их на диван.
– Ты видишь, – просто сказал он, – я и вправду тебя ждал! Все это было куплено на рынке на следующий же день после того, как я узнал, что твой супруг здесь.
Какое-то мгновение Катрин и ее друг оставались стоять лицом к лицу, потом, раньше чем Абу смог ей в этом помешать, Катрин наклонилась, схватила его руку и прижалась губами к ней, более не помышляя о том, чтобы сдерживать слезы, хлынувшие из ее глаз. Он мягко убрал руку.
– Гость, посланный Богом, всегда желанен у нас, – любезно сказал он. – Но, когда этот гость еще и близок нашему сердцу, тогда нет большей радости для настоящего верующего. Это я должен был бы тебя благодарить!
Часом позже, смыв дорожную пыль и переодевшись, путешественники уселись вместе с Абу-аль-Хайром на подушки, разложенные прямо на полу, вокруг большого серебряного подноса на ножках, который служил им столом. Поднос был обильно уставлен. Кроме ломтей жареной баранины, там оказались очень тонкие галеты из рубленой смеси голубиного мяса, яиц и миндаля. Но Катрин больше всего манили всевозможные фрукты и овощи, большинство из которых были вовсе неизвестны.
– Больше всего я люблю плоды земли, – улыбнулся Абу, берясь за огромную дыню с благоуханной мякотью и передавая ломти по кругу. – Они хранят в себе солнце!
Они ели за обе щеки с такой жадностью, что вызывали улыбку у Абу, который сам был достаточно сдержан в еде.
– И так всегда бывает у вас в доме, господин? –
– Не называйте меня господином, зовите Абу. Да, у меня всегда так. Видите ли, мы здесь не знаем, что такое голод. Солнце, вода и земля дают нам все в изобилии. Нам только нужно благодарить за это аллаха. По этой причине, – добавил он с неожиданной печалью, – кастильцы мечтают изгнать нас отсюда. Они не понимают, что всего этого не будет, когда падет королевство Гранада!..
За разговором краем глаза он наблюдал за Катрин. Молодая женщина едва дотрагивалась до еды. Она надкусила ломоть арбуза, съела несколько миндалин и теперь маленькой золотой ложечкой рассеянно зачерпывала шербет из лепестков роз, который один из немых рабов только что принес.
Казалось, она была очень далека мыслями от этой комнаты, где, однако, было прохладно и уютно. Катрин мысленно находилась возле дворца-крепости, который был так близко и между тем так недоступен! А за его высокими стенами сердце Арно билось для другой.
Абу-аль-Хайр увидел, что слезы вот-вот брызнут из ее глаз. Тогда он подозвал одного из своих рабов и прошептал ему на ухо несколько слов. Черный раб сделал знак, что понял, и молча вышел. Через несколько минут раздался пронзительный крик:
– Да здрррр…авствует геррр…цог!
Ушедшая в свои печальные мысли, Катрин встрепенулась, словно ее укусила оса. Она подняла глаза на черного великана, а тот смеялся во весь рот, показывая белые зубы. Он поставил рядом с ней серебряный насест, на котором восседал великолепный попугай.
– Гедеон! – вскричала Катрин. – Но это же невозможно!
– Почему же? Разве ты не подарила его мне, когда я уезжал из Дижона? Ты видишь, я хорошо о нем забочусь.
Катрин ласкала перышки птицы, которая изгибалась на своем насесте, посматривая на нее своим большим круглым глазом. Попугай опять открыл свой большой клюв и бросил на этот раз:
– Аллах есть аллах, и Магомет – его пррр…ррр…ок!
– Он сделал успехи! – сказала Катрин, прыснув от смеха. – И стал еще красивее, чем раньше.
Она наклонилась, как когда-то в лавке своего дяди Матье, приблизив к птице лицо, а та нежно поклевала ей губы.
– Сколько же всего он мне напоминает! – прошептала она, ее опять охватила грусть.
Гедеон на самом деле был первым подарком, который ей поднес Филипп Бургундский, когда влюбился. Попугай был верным спутником ее жизни примерно с момента, когда, получив в свои сети Великого Герцога Запада, она сама навсегда отдала сердце Арно де Монсальви. Тени прежних лет прошли перед ней. Но Абу-аль-Хайр вовсе не хотел, чтобы она снова впала в печальное расположение духа.
– Я приказал его принести вовсе не для того, чтобы разбудить в тебе меланхолию, – мягко сказал он, – а чтобы дать тебе понять, что время и люди не меняются так, как ты думаешь. Случается, что времена возвращаются.
– Время герцога Бургундского умерло!
– Я не на это намекал, а на чудесные часы, которые тебе дала любовь.
– Она дала мне их на слишком короткое время!
– Однако достаточное, чтобы воспоминание о них наполнило твою жизнь… и не стерлось из памяти твоего супруга.