Время моей Жизни

Ахерн Сесилия

И тут Жизнь буквально взорвался от злости:

— Нервничаю? Нет, я не нервничаю! Вперед, давай сделаем это.

Отталкиваясь ногами от пола, он на заднице двинулся к выходу, волоча меня следом. Меня это глубоко изумило, но я не стала возражать, а вместо этого проверила крепления и убедилась, что с парашютом все в порядке. Мы добрались до двери. Быть не может, неужели Жизнь и правда решился? Я не сомневалась, что нам придется возвращаться назад вместе с пилотом, и всю дорогу сидела расстроенная и разочарованная, но теперь адреналин хлынул мне в кровь.

— Ты готов? — крикнула я ему в ухо.

— Ненавижу тебя, — проорал он.

Громко досчитав до трех, я выпихнула его наружу. И вот мы уже несемся к земле со скоростью двести километров

в час. Жизнь орал во всю мочь, то был оглушительный, нескончаемый вопль ужаса, а я испытывала несказанное счастье. Чтобы подбодрить его, я издавала громкие радостные кличи — он должен понять, что все идет прекрасно, и мы должны кувыркаться в небе, не разбирая, где верх, где низ, так оно и полагается. Через десять секунд мы приняли позу свободного падения и еще пятнадцать секунд неслись на всех парах — холодный ветер свищет в ушах, в голове, во всем теле, пронизывая его насквозь и наполняя душу леденящим восторгом. Когда мы достигли отметки в пять тысяч футов, я раскрыла основной парашют, и ветер, бешено ревевший в ушах, стих. Наступила тишина, мир и блаженство.

— О господи боже мой. — Он говорил прерывисто и хрипло. Голос сорвал своими воплями.

— Ты в порядке?

— В порядке? Да у меня едва сердечный приступ не случился. Но это, — он огляделся вокруг, — это восхитительно.

— Говорила же тебе. — Мне было так хорошо, так счастливо, что я могу разделить этот миг с ним. Я едва не разрыдалась от избытка чувств: мы вдвоем в голубом просторе, парим, точно самые свободные две души во вселенной.

— Я не всерьез сказал, что ненавижу тебя.

— Это хорошо. Потому что я тебя люблю, — слова возникли сами, из ниоткуда.

Он повернул ко мне голову.

— И я тебя люблю, Люси, — сияя, ответил он. — А теперь кончай болтать, ты мешаешь мне наслаждаться.

Я засмеялась.

— Хочешь порулить?

Жизнь взял на себя управление парашютом, и мы поплыли по небу, как птицы, вбирая в себя весь мир, каждой клеточкой ощущая, что мы живые, что мы едины и неразрывны. Наш общий миг счастья. Полет длился четыре минуты, и перед приземлением я взяла управление на себя. Мы сгруппировались — ноги согнуты, колени вместе, — я замедлила ход, и мы мягко коснулись земли.

Жизнь покатился по земле, сотрясаясь от веселого хохота.

Освободившись от меня, он принялся скакать и бегать кругами, точно пьяный, радостно вопя и смеясь.

— Это абсолютно запредельно. Я хочу еще, давай еще раз прыгнем, можно еще раз?

Я засмеялась:

— Поверить не могу, что ты это сделал.

— Дать перед ним слабину? Ты что, шутишь?

— Ты о чем?

— О Блейке. О чем же еще? Я не хочу, чтобы этот идиот решил, будто я чего-то не могу. Пусть знает, мне плевать, чего он там обо мне думает, я куда круче, чем ему кажется.

— В смысле? Я не понимаю. Зачем ты выдумываешь себе повод для столкновения с ним?

— Да я ничего не выдумываю, Люси. Это и есть цель. И всегда была.

— О чем ты говоришь?

— Не важно, забудь. — Он широко улыбнулся и вновь принялся восторженно скакать вокруг меня. — У-у-у-х-у-у!

Мне было так хорошо, что он доволен. Но меня смущали причины его довольства, и я наблюдала за дикими плясками радости со смешанными чувствами. Конечно, имея в виду мою свежеобретенную любовь к Блейку, у нас обоих был общий повод для радости. Но что-то подсказывало мне — веселится он скорее вопреки, чем благодаря. Я бы хотела, чтобы мы все сумели поладить, а Жизнь, судя по всему, наслаждался ощущением собственного превосходства над Блейком. Впрочем, возможно, это вполне в порядке вещей. Блейк меня обидел, нарушил мою жизнь, и хоть я уже готова была его простить, признав, что сама была во многом виновата, Жизни, наверное, требовалось на это больше времени. И что же это означает? В частности, для меня и для Блейка? Обычно после дайвинга я пребывала в приподнятом настроении, как Жизнь сейчас, все делалось просто и понятно, а тут вдруг почему-то вернулась утренняя головная

боль, которая посещает меня исключительно тогда, когда я пытаюсь решить сложные эмоциональные проблемы — те, что выше моего разумения.

В нашу сторону по полю быстро ехал джип. За рулем сидела женщина, и, когда она подъехала поближе, стало ясно, что это Дженна. У меня тревожно сжалось сердце, как бывало всегда, когда мои мысли обращались к ней, хотя теперь вроде бы я точно знала — для этого нет никаких оснований.

— У тебя такое лицо, будто ты собралась кого-то кокнуть, — задыхаясь, сказал Жизнь, прекратив наконец скакать и встав рядом со мной.

— Да, забавно.

Я наблюдала, как она приближается, обеими руками крутя руль и внимательно глядя на меня. Интересно, а она собирается остановиться?

— Аккуратней, Люси. Она милая девушка. В любом случае, ты сама сказала, что между ними ничего нет.

— Ничего.

— Что ж ты тогда ее так ненавидишь?

— По привычке, я думаю.

— Так же, как любишь его, — сообщил Жизнь, уставясь в небо.

И отошел в сторону, оставив меня в одиночестве любоваться Блейком, спускающимся с небес, — этаким ангелом с накачанными мышцами. И обдумывать его сакраментальную мысль.

Глава двадцать пятая

Мы с Блейком сидели в салоне джипа друг против друга. Жизнь занял место рядом с Дженной, спиной к Блейку, и что-то вдохновенно рассказывал ей, не умолкая ни на секунду. Время от времени она поглядывала на меня в зеркало, желая убедиться, что я веду себя скромно, но, встретившись со мной взглядом, немедленно отводила глаза. Она знала, и я знала, и обе мы все знали: бывшая девушка и девушка-претендентка кружили, как два ястреба, нацелившиеся на одну добычу. Гарри, к которому вернулся нормальный цвет лица, и чадолюбивая блондинка трещали с пулеметной скоростью, обмениваясь восторгами по поводу полета, беспрерывно перебивая друг дружку радостным «И я тоже!!!». Блейк, похоже, потерял таким образом свой шанс стать суррогатным отцом. Джереми, второй инструктор, смотрел исключительно в окно, равнодушный и скептический ко всему, что происходило вокруг, но остальные были в приподнятом настроении. Моя душа? Она парила где-то очень высоко. У меня в крови тоже бурлил адреналин, но причина была иная, чем у моих спутников. Я была влюблена, но вместо того чтобы радоваться, терзалась внутренними противоречиями. Что же мною движет — сила привычки или истинное чувство? Одна часть меня мечтала оказаться в объятиях Блейка, соединиться с ним душой и телом, я действительно привыкла думать о том, что это будет замечательно и прекрасно. Но другая часть уже научилась думать по-новому. Долгие часы, проведенные в обществе Мистера Пэна, не прошли даром. И сейчас, именно, черт побери, сейчас — надо принять решение. Сделать выбор. А я боюсь, колеблюсь, и нет на свете человека менее уверенного в себе, чем я.

Блейк улыбался мне во весь рот, он сиял, как новая лампочка у меня в ванной, и хоть может показаться, будто новая лампочка — вещь обыденная, ничуть не романтичная, но, когда год моешься в потемках, эта самая лампочка радует чрезвычайно. Дженна сказала что-то такое, от чего Жизнь разразился веселым кудахтаньем, но пока Блейк смотрел мне с улыбкой в глаза, обещая миллион счастливых ночей — или, во всяком случае, одну, сегодняшнюю, на которую я непременно соглашусь, — их стремительно развивающаяся дружба меня не напрягала. Отвращение Жизни к Блейку ушло, и я говорила себе, что в этом заслуга Блейка. С первых дней нашего с Жизнью знакомства я представляла себе, как они встретятся. Жизнь умел быть на редкость неприятен, и я была очень признательна Блейку, что он не обратил на его гнусные проявления особого внимания. Какое будущее ожидало бы нас, если б Блейк возненавидел мою жизнь? Кого из них двоих я бы выбрала? Мысль о том, что между ними вообще можно выбирать, меня пугала. Мне хотелось надавать себе по щекам. Перестань думать, Люси, лучше от этого еще никогда не было.