Время - московское!
Шрифт:
— То есть как это? — Эстерсон опешил. — Вы смеетесь?
— Отнюдь нет.
— Ну знаете! Если джипсы на чем-то прилетели к Наотару, значит, это что-то было звездолетом, даже если внешне оно и выглядело как астероид. А строить звездолеты, не обладая разумом, это… это нонсенс!
— Скажите лучше «дурной тон». Тогда ваше суждение станет если и не истинным, то хотя бы изящным. — В ксенологии Цирле чувствовал себя как рыба в воде и откровенно потешался над механической инертностью мышления Эстерсона-«технаря». — Джипсами, господин инженер, наши светлые головы занимались основательно. После Наотарского конфликта остались кое-какие трофеи, а уж о количестве видеоматериалов и свидетельских показаний я вообще молчу… Вот возьмите Тертуллиана с его жертвоприношением разума во имя веры. Представьте, что Тертуллиану удалось довести свою доктрину до последовательного и полного практического воплощения и навязать ее римлянам. А затем представьте, что, расставшись с разумом, римляне утратили и веру. Что у римлян осталось? Термы, акведуки и инстинкт собираться в легионы при нападении варваров. Снаружи поглядишь — цивилизация. А заглянешь внутрь — пустота.
— Пустое умозрение. Так быть не может. К тому же я не знаю, кто такой Тертуллиан.
— Ранний христианский богослов. Ну хорошо, не надо нам Тертуллиана, достанет и авторитета Цирле. Цирле учит, что у джипсов все случилось именно так. Легионы есть, а ни разума, ни веры — нет.
— А кто такой Цирле?
Военный дипломат расхохотался.
— Цирле — это я!
— Что?.. А!.. О Господи… Извините.
— На здоровье… Так вот слушайте, — продолжил военный дипломат, посмеиваясь, — по моему мнению, джипсианский, так сказать, Тертуллиан был бы доволен. До известного момента. А потом, полагаю, ужаснулся бы. Ступени джипсианской эволюции, переходящей со временем в деволюцию, нам неизвестны, но результаты впечатляют: перед нами синтетические организмы, оснащенные антигравитационными двигателями и прочими чудесами технологии, у которых, однако, разумности не больше, чем у насекомого. А если и больше, то они ее старательно скрывают!
— Ага! — азартно воскликнул Эстерсон. — Ага!
— Что «ага»? — тревожно спросил Цирле.
— Вот вы и попались, дорогой мой философ! Вот вы сами себя и загнали в угол!.. Поглядите-ка, что получилось. Разума нет? Чудесно. Веры нет? Положим, не велика беда. Но есть инстинкты. Вы сказали, джипсы на Наотар инкубаторы с собой привезли? Потомство выводили? Значит, инстинкт продолжения рода имеется, да? Ну а вместе с ним что всегда об руку ходит, а? Вспоминайте-ка!
— Ну, что? — спросил военный дипломат, придав лицу скучающее выражение.
— Инстинкт самосохранения! Плохо или хорошо — он должен работать. Иначе история джипсов закончилась бы давным-давно. А что такое инстинкт самосохранения? Это комплекс адекватных реакций организма на окружающую среду. Организм видит опасность — и стремится избегнуть ее. Муху — и ту тапком нелегко прибить, она вовремя испугается и улетит. И я вас вновь спрашиваю, как могли джипсы влезть на Наотар, если они видели, что планета занята? Что, инстинкт самосохранения отказал? Куда он делся? Джипсы разве не боялись агрессивных действий со стороны хозяев планеты?
На Цирле слова Эстерсона возымели неожиданно сильное действие.
— Хм. Хм. А это ничего… Занятно… — Военный дипломат вдруг выхватил из своего кейса маленький наладонный планшет и принялся быстро черкать в нем, бормоча: — Последний довод королей… Ее два о три плюс что?.. Ну плюс кр… Нет? Плюс кс?.. Плюс ар? Сто атмосфер хватит?.. Тысяча ка? Две тысячи ка? Чушь… Горение железа в чистом кислороде? Не то… Хоть бы щепотку позитронов, ну!.. Один моль! Ноль пять моля! Ноль ноль пять! Нет же, откуда…
Эстерсон, теперь уже не скрывая своего интереса, рассматривал пробирки из кейса Цирле. Определенно это переносная химическая лаборатория. Но зачем она военному дипломату? Для анализа атмосферы? Жидкостей и тканей инопланетян? Или здесь расчет на особую «расу К», представители которой общаются при помощи запахов? Но ведь есть очень совершенные газоанализаторы, зачем для этого двести пробирок с реактивами? Пещерный век!
Цирле отложил планшет и виновато посмотрел на Эстер-сона.
— Извините меня, я должен был записать кое-какие соображения, по горячим следам. Но вернемся к джипсам. Вас смущает отсутствие у них инстинкта самосохранения? А вы вообразите, что длительное время — скажем, тысячи лет — джипсам не приходилось сталкиваться с враждебностью разумных рас. Представьте себе ручных белочек в парке… Или этаких ленивцев, или медведей панд… И вот это наши джипсы! Космические белочки! Может, у ранее встреченных рас джипсы вызывали только умиление? И те, неизвестные нам расы, ничего не имели против того, чтобы домны джипсов постояли у них на планете месяц-другой? Кормили их, скажем так, орешками, показывали своим детенышам…
— А вооружение джипсов? У них ведь есть вооружение, иначе откуда потери в конфликте с нашей стороны?
— О да. Вооружение у джипсов есть.
— Так что это? Атавизм?
— Предположим, атавизм. Или орудия труда… Помните, как у одного русского писателя? «Землю пашут пулеметами». Вот и джипсы… Землю пашут… рентгеновскими лучеметами.
— Да вам самому смешно.
— Смешно, — с готовностью подтвердил Цирле. — А вот вам еще мысль — закачаетесь. Джипсы — стихийные коммунисты. На уровне инстинктов у них закрепилась аксиома, что в космосе всё — общее. В том числе и небесные тела. Это, кстати, неплохо согласуется с тем фактом, что джипсы явно лишены материнской планеты и ведут кочевой образ жизни. Отсюда и их непонимание того, что с нашей точки зрения кажется очевидным: нельзя без спросу появляться на чужой территории. А для коммуниста это нормально. Потому что он полностью отрицает понятие собственности… По-моему, весьма привлекательная теория.
— У вас, военных дипломатов, завидная широта мышления.
— Конечно. — Цирле очень польстило замечание Эстерсона. — Мы вообще единственные люди в армии, у кого еще осталась фантазия.
— О да. А скажите, Йозеф, — конструктор доверительно понизил голос, — вот эти пробирки… они… тоже как-то связаны… с широтой мышления?
— Гомункулуса делаю.
— Шутите.
— Угадали… Так и быть, откроюсь: всю моя тайная жизнь отдана поискам алхимического золота. Не того, которое нынче может получить путем трансмутации из свинца любой подмастерье, а Истинного. Открытого одним лишь магистрам.
— Ну извините, — сухо сказал Эстерсон. — Извините, я не должен был спрашивать.
Повисла пауза. Молчание нарушил Цирле:
— Господин инженер, не сердитесь. Если бы вы знали, сколько шуточек я выслушал от своих коллег, когда открывал им правду! Я бы слушал их и по сей день, но 9 января военно-дипломатический отдел Новогеоргиевской комендатуры превратился в груду закопченной щебенки. И мои коллеги заодно тоже… где-то там… закоптились. Так что я теперь могу битые сутки отшучиваться. Благо, заемных версий у меня целая коллекция.
— Ну и славно. — Эстерсон резко поднялся. — Спасибо вам за интересную и содержательную беседу, а я пойду работать. Меня там Гандурин дожидается, я ему дейнексовую батарею должен.
— Какую еще батарею?
— Какая у вас алхимия, такая у меня батарея. Дейнексовая.
— Ну вот. Вы все-таки обиделись… Поймите, если я скажу вам правду, вы рассмеетесь мне в лицо. И скорее всего — не поверите.
— Я не обиделся. Ничуть. Счастливо оставаться.
Эстерсон направился к лестнице.