Время - московское!
Шрифт:
Таня отвела глаза.
«Жгучий ветерок» нужно переименовать в «Летучий морг»! Хорошо хоть скафандр не пропускает запахи… А ведь воняет тут, наверное, будь здоров!»
— Это тела моих товарищей. Они сидят там же, где и сидели, когда за ними пришла смерть. Где еще они, по-твоему, должны быть?
— Ну… Даже не знаю, — заплетающимся языком сказала Таня.
— Мы, чоруги, не привыкли прятать своих покойников до погребения, как это делаете вы, люди. Мы считаем, что нельзя стесняться умерших. И что живые должны полюбоваться телами, прежде чем они будут преданы погребению.
— Полюбоваться? Ты сказал — «любоваться»? — переспросила Таня. — Но я не вижу в трупах ничего эстетичного!
— Может быть, «любоваться» — неправильное русское слово. Мы глядим на мертвых не потому, что это эстетично. А потому, что, глядя на мертвое, ты постигаешь саму смерть… Знаешь, лично мне это очень помогло! — признался Эль-Сид.
— Помогло — в чем?
— Смириться с мыслью, что я тоже скоро умру, — сказал чоруг.
Как ни старалась Таня оставаться на позициях бесстрастного исследователя, а разговоры о смерти начинали ее тяготить. Поэтому она сделала все возможное для того, чтобы вновь возвратиться к Коллекции и джипсам.
Эль-Сид колдовал над базой астрографических данных, пытаясь выудить для Тани координаты той звездной системы, моделью которой предположительно являлся найденный на Вешней «хвощ». Дело это оказалось на удивление небыстрым, аппарат недовольно подмигивал, чоруг откровенно скучал. Таня, которая поначалу сидела тихо как мышь, чтобы не мешать Эль-Сиду своей болтовней, наконец не выдержала и спросила:
— Ну, с «хвощом» мы, положим, разобрались. То есть — разбираемся. А что представляют собой другие артефакты? Например, тот же «меон»?
— Ты имеешь в виду пульсирующий тор? — спросил чоруг, отрываясь от экрана, по которому хаотично ползали флюоресцирующие зеленые и оранжевые морские звезды, состоящие из неведомых значков. — Я лично никогда не сталкивался с таким. Но хозяин планшета считает, что это часть глаза джипса.
— Глаза? Ты ничего не путаешь? Тогда что такое «фильтр»? Тот, который походит на ежа? Что написал про него Шульга?
— Послушай, почему бы тебе самой не почитать об этом? — недоуменно спросил чоруг. — Хочешь, я открою для тебя планшет? Ты просто возьмешь и прочтешь. Уверен, ты испытаешь эмоцию удовлетворения!
С этими словами чоруг подал Тане планшет Шульги. Однако Таня отшатнулась от него, словно от террариума, кишащего черными скорпионами.
— Не хочешь насладиться знаниями? — удивился Эль-Сид.
— Хочу.
— Тогда что?
— Боюсь…
— Ты снова испытываешь сильные эмоции там, где должен работать только рассудок, — сказал чоруг, как показалось Тане, с досадой.
— Ты прав, — кивнула она. «Не объяснять же ему, какие неприятности будут у меня, если о моей любознательности станет известно?»
— «Фильтр» — это орган выделения джипса. Так считает хозяин планшета.
— Я надеюсь, это не тот орган, который мы называем неприличным словом на букву «ж»? — осведомилась Таня.
— Нет, не тот, — совершенно серьезно ответил чоруг. — Другой. Тот, который вы называете словом «почки».
В перевозбужденном Танином мозгу теснились вопросы — о джипсах, о «хвоще», о «горелке», — но задать их всезнайке Эль-Сиду Таня не успела.
Прибор конусообразной формы, вставленный в чоругскую вычислительную машину, пискнул на высокой ноте и «открыл пасть» — именно так выглядел этот процесс со стороны. Верхняя часть конуса медленно отошла назад, будто крышка тривиального электрокофейника, открыв на всеобщее обозрение зелено-голубую внутренность конуса. Там кипела и пузырилась густая флюоресцирующая жидкость. Чоруг жестом пригласил Таню поближе к себе.
Самым удивительным было то, что жидкость в условиях невесомости не разлетелась мгновенно по всему объему рубки. Но Таня и не подумала об этом, ведь внутри открывшегося «кофейника» происходило кое-что более загадочное и уж точно более важное.
Жидкость на глазах сгущалась. Вскоре среди хаоса голубых пузырьков уже можно было различить некий регулярный узор, строгую геометрическую форму — то ли звезду, то ли снежинку… Снежинка на глазах твердела, росла вширь и вскоре ее лучи уже упирались во внутренние стенки конуса.
— Что это? — спросила Таня.
— Ответ на твой вопрос! Он принесет тебе эмоцию счастья!
— На какой из моих вопросов?
— На вопрос о том, моделью какой планетной системы является ваш «хвощ»! Их там даже… ф-ф-ф-ф… две. Две системы.
— Ну, и где этот ответ?
— Он находится в носителе информации, — чинно ответствовал Эль-Сид.
— На этой звездочке?
— Не «на», а «в»! Он записан внутри!
— Разве ты не можешь сказать мне так просто, что это за планетные системы?
— Могу. Только ты ничего не поймешь!
— Это еще почему? — спросила Таня обиженно.
— Я не знаю их имен на русском языке.
— А на нерусском языке?
— Одна система у нас называется Йоксеч-еч, другая — Илги-еон-вол. Но это так же, как будто я ничего тебе не сказал. И все равно я сделал тебе хороший подарок! Конечно, на своем планетолете ты не сможешь посмотреть результаты, которые подарил мой корабль. Но когда ты вернешься домой и поговоришь с другими учеными, не такими жадными, как твои друзья, мой подарок принесет тебе много пользы! И ты сможешь стать большим ученым! Таким же большим, как твой начальник. А может, даже и большим!
Таня заглянула внутрь конуса — звездочка больше не росла. Она окончательно отвердела, изменила цвет на небесно-голубой и застыла, омываемая сталисто-синими волнами.
— То есть ты подаришь эту штуку мне?
— Да.
Чоруг небрежным жестом выудил звездочку из синего бульона и передал Тане.
Она повертела штуковину в руках.
— Не сломается? — недоверчиво спросила Таня.
— Нет. Можно согнуть как угодно. Можно сесть на него. Можно употребить в пищу. Ничего не случится.