Время, назад (сборник)
Шрифт:
— Верно, — согласился Посредник. — Но в таком случае остальных бумаг, которые я мог бы предоставить, вам не видать, как своих ушей. Это всего одна из великого множества подобных ей милашек.
— Хорошо. Мой секретарь выпишет вам чек на сумму в сто клудов. А теперь покажите мне бумагу.
После ухода Посредника Меккис внимательно изучил документ. На вид он казался подлинным: Меккис узнал характерный стиль Балкани. «Ключевой анализ, — подумал Меккис, — экспериментов по химиотерапии, сделавшей возможной его Терапию Небытия. Боже Всемогущий! Обязательно нужно увидеть, что еще есть на продажу у этого молодого терранца», — решил ганимедский
— Как я уже говорил, — сказал он секретарю, — дайте ему то, что он просит, а меня оставьте в покое.
Так Гас получил распоряжение выдать ему необходимое тяжелое автономное и гомеостатическое наступательное вооружение.
Меккис не знал об этом, а если бы и знал, то ему было бы все равно. Поскольку только что получил некое донесение, и новости оказались совершенно неожиданными.
— Перси Х и Джоан Хайаси, — сообщил ему секретарь, — сбежали из заведения доктора Балкани в Норвегии. — Пауза, затем секретарь добавил: — А сам доктор Балкани мертв.
На какой–то миг Меккис даже утратил способность думать. Он сидел с разинутым ртом и высунутым языком.
— Как это случилось? — наконец выдавил он.
— Похоже, это самоубийство.
— Нет, — прошептал Меккис. — Самоубийством это быть не может.
— Я лишь передаю информацию, полученную из Культурного контроля, — сказал секретарь.
— Что–нибудь еще?
Секретарь продолжал:
— Почти наверняка Перси Х вернулся на свою территорию. Это привело Культурный контроль в панику, поскольку теперь сопротивление ганийским властям может стать гораздо более упорным и умелым, чем прежде. Кто–то ухитрился протащить в заведение Балкани двух роботов, одного — полную имитацию Перси Х, а другого — Джоан Хайаси. Балкани, по–видимому, не заметил подмены, хотя роботы такого типа в свое время были разработаны им самим. Существуют определенные подозрения, что Балкани был двойным агентом, и что все обученные им чизы получили постгипнотическое внушение на самоубийство. Некоторые из них уже покончили с собой, причем, без всяких видимых причин.
— Благодарю, — сдавленно произнес Меккис. Он языком отключил интерком и долго сидел в тишине. Стол перед ним был завален статьями, монографиями, книгами и брошюрами доктора Балкани, и Меккис думал: «Пока я жив, Балкани жив тоже. То, что он начал, заканчивать мне. Теперь все работы этого человека у меня в голове».
Он кликнул сущиков. Они тут же примчались, прискакали, прилетели из соседней комнаты, страшно довольные тем, что снова понадобились, что могут быть чем–то полезными хозяину.
— Инженер–электронщик, — сказал Меккис.
— Здесь, — пискнуло крошечное создание с изящными тонкими пальцами.
— Переделай мыслеусилитель, которым мы пользуемся для связи с Ганимедом, на более короткий радиус действия, — велел он. «Мы всегда живем в сознании других, — подумал он, — слипшиеся в вязкую массу посредством Великой Общности, и практически почти не существуем как индивидуумы».
«Но я, — думал он, — стал индивидуумом. Я появился из Великой Утробы, я появился на свет… в качестве кого? Истинного ганимедца? Человека? Нет, кого–то еще, чуждого всему сущему, не принадлежащего ни к одному из видов. Балкани. Великая Общность отторгла меня, сослала сюда гнить в самом заброшенном уголке системы. Теперь же, — думал он, — я могу лишь
Теорий? Нет, фактов. Правды, конечной правды существования!
— А как, — спросил Оракул, — вы собираетесь использовать переделанный мыслеусилитель?
— Собираюсь связаться с Перси Х, — ответил Меккис.
— В таком случае, — смиренно заметил Оракул, — слишком поздно поворачивать назад. Великая тьма уже спустилась на нас, и теперь ее уже ничто не остановит.
13
Завидев спускающегося с небес ангела света, Томы в ужасе разбежались кто куда, оставив склад без охраны.
— Ага, наконец–то этих суеверных крыс проняло! — торжествующе воскликнул Перси Х. — А теперь окружите–ка склад огненной стеной, чтобы они не мешали нам, пока мы запасаемся всем необходимым.
— Будет сделано, — отозвался Линкольн, сосредоточенно вращая ручки настройки аппарата.
Почти тут же пламя стало таким жарким, что двое ниг–партов едва могли дышать. Но огонь горел, ничего не сжигая. Они вдвоем, работая быстро и четко, вскоре так загрузили свой ионокрафт, что тот едва смог бы подняться с земли.
За работой Перси пел одну из тех песен без слов, которые сложились за многие долгие и холодные ночи в горах. «Приятно чувствовать, как напрягаются мышцы, — сказал он себе. — Куда лучше, чем думать, когда мысли приводят лишь отчаянию». Вскоре ионокрафт с грузом и двумя людьми на борту поднялся в воздух, оставляя позади окруженный огненной стеной склад, и, никем не замеченный, направился к горам.
Во время полета Перси все больше и больше ощущал себя птицей, и все меньше — летящим в ионокрафте человеком. Он постепенно переставал замечать стены кабины и пульт управления; наконец он перестал чувствовать даже штурвал и педали. На какое–то время он вообще забыл о том, что он когда–то был человеком. Вокруг не осталось ничего, кроме воздушных потоков, которые он видел благодаря колыханию листвы на деревьях внизу. Он плавал в воздухе, ощущая его потоки, как складки на огромном полотнище из прозрачного пластика, чувствуя, как переплывает из одного потока в другой, воспринимая эти потоки, как части какого–то величественного хорала.
Откуда–то издалека кто–то окликнул его. Он узнал голос Джоан Хайаси, которая сказала:
— Он знал, что ты слушаешь. Это ужасный человек.
На мгновение перед ним мелькнуло ее лицо, затем оно изменилось, черты начали меняться, как влажная глина под пальцами скульптора, и вскоре Джоан исчезла. Перед ним был Линкольн Шоу, который кричал:
— Очнись, Перси! Очнись! Мы едва не разбились!
Постепенно к Перси вернулось ощущение реальности, он снова находился в ионокрафте и увидел, что по обе стороны машины проносятся горные склоны.
— Мне казалось, будто я превратился в птицу, — растерянно пробормотал он.
— Да, я знаю, — ответил Линкольн, дрожащими руками надевая очки в роговой оправе. — Я как раз вовремя выключил проектор.
— Я пел для Джоан. А еще там был Пол Риверз — я подлетел прямо к его лицу.
— Это тебе так показалось, дружище. То, во что ты чуть не врезался, было вовсе не лицом Пола Риверза. Это был скалистый горный склон.
— Знаешь, садись–ка лучше за управление, — сказал мокрый от пота Перси. У него тряслись руки, и он понял, что больше не может управлять машиной.