Время не ждёт
Шрифт:
Фокин замялся. Ему не приходилось быть на чтениях Игнатьева, и он ничего не знал. Губа его с рыжей щетиной вздрагивала, но он не мог выговорить ни слова.
— Отвечай, скотина, ну! О чем стихотворение?
— Про маленькую рыбешку, вашбродие...
— Что же о ней говорится?
— Говорится, мол, глушить ее не резон, ежели агромадную щуку прозеваешь... — пролепетал Фокин.
— Что ты мелешь, болван! Какая рыбешка, какая щука? О щуке написал Крылов, понял?!
— Так точно! — отчеканил Фокин, уставившись на Рощина маленькими круглыми глазами.
— Здесь читали басни Крылова?
— Так точно, вашбродие, всякие там... побасенки!.. Поручик безнадежно махнул рукой и обратился к Татищеву:
— Какие стихотворения читал прапорщик?
— «Кому на Руси жить хорошо!» — бойко ответил солдат.
Рощин протянул руку к сборнику, чтобы проверить, есть ли там эта поэма, но Игнатьев решительно накрыл ладонью книгу. Он вонзил взгляд в Рощина и сказал по-французски сквозь зубы:
— Милостивый государь, вы учиняете мне допрос в присутствии солдат, пытаясь с их помощью уличить меня во лжи. Так знайте же, что я не отвечу ни на один ваш вопрос!
Слегка нагнувшись над столиком, два офицера стояли в воинственных позах, почти касаясь друг друга лбами. Офицер «шел» на офицера. Это заметил Татищев, заметили все. Рослый Чупрынин, склонив голову набок (мешал потолок), многозначительно кашлянув, придвинулся к Игнатьеву.
— Прекратим эту курьезную сцену, — продолжал Игнатьев по-французски. — Поговорим лучше о предмете, ради которого вы пришли сюда.
Действительно, улик не было. Вытянувшись во весь рост, уставив глаза в кору бревен наката, солдаты стояли, не шевелясь. Что с них спросишь? Однако надо было отступать с достоинством.
— Да, мы еще поговорим... после, — неопределенно буркнул по-французски поручик и добавил по-русски другим тоном: — Я пришел спросить у вас, прапорщик, нет ли чего почитать?
— Могу предложить Некрасова, — ответил Игнатьев, отняв от книги руку.
Рощин взял книгу и, приказав солдатам разойтись, покинул землянку.
Через двадцать минут гвардейцы вновь ворвались к Игнатьеву, смущенно улыбаясь.
— Простите несмышленных людей, дурное подумали про вас, зачурались вашего благородия, виноваты, — сказал Татищев.
Игнатьев положил руку на плечо солдата и обратился ко всем, говоря почти шопотом:
— Отныне называйте меня в своем кругу но имени и отчеству или просто — прапорщик Игнатьев, поняли, друзья? А с нашим Ильей Муромцем — Чупрыниным мы давно уже друзья-товарищи... А Фокин-то, Фокин каким молодцом оказался. Прикинулся простачком и обвел вокруг пальца Рощина, — довольно посмеивался прапорщик, крутя усы. — Впрочем, все выдержали экзамен. Молодцы!.. А теперь — по местам!
Над позициями русских войск все чаще стали появляться немецкие самолеты. Теперь они уже летали не поодиночке, а парами и тройками. Начали действовать авиационные роты. В хорошую майскую погоду они вдруг заполняли небо, точно мухи, проснувшиеся от зимней спячки. В штабы армии и фронта посыпались с передовых линий донесения о полетах аппаратов врага. Немцы вели усиленную воздушную разведку, бросали бомбы, производили фотосъемки.
По данным разведки, к началу войны Германия имела всего 240 самолетов типа «таубе» и бипланов «альбатрос» и «авиатик». Увлекшись строительством цеппелинов, Германия отстала в строительстве самолетов от ряда государств и лишь в 1912 году начала усиленно строить их, подражая конструкциям французских «нюпоров» и «фарманов». Но война быстро двинула вперед авиационное производство. Уже к весне 1915 года авиация вышла из детского возраста, стала родом войск, серьезным и трудно уязвимым. Немцы начали выпускать ежемесячно сотни военных самолетов. Отсталая полукустарная промышленность России выпускала их почти в десять раз меньше. Вот почему немецкие пилоты совершали свои рейсы почти безнаказанно. Единственно серьезной опасностью для них являлись русские летчики, но встречи с ними в просторах неба случались весьма редко. Россия получала от своей союзницы Франции смехотворное количество «нюпоров». Эти машины очень быстро приходили в негодность и были страшны не столько немцам, сколько тем, кто летал на них.
Подпоручик Дмитриев оказался прав. Деревянные поворотные приспособления внедрялись в артиллерии, как говорится, со скрипом. Еще медленнее входили в жизнь металлические поворотные круги конструкции Иванова — более дорогие в изготовлении, но намного совершеннее деревянных по своим практическим качествам. По приказу командования многие батареи начали своими силами делать поворотные круги Розенберга, превращая полковые пушки в зенитные.
Приказ о реконструкции батареи Рощина Игнатьев встретил с энтузиазмом, сам вызвался руководить работами. Чупрынин и бывший бочар Ткаченко стали его ближайшими помощниками, а вообще работала с увлечением вся батарея.
Превращение полковой пушки в зенитную совершалось так: в земле вырезали круг и плотно вставляли в него огромный диск, сколоченный из густо просмоленных шпал. В центре шпал — основания сооружения — вертикально прикреплялась толстенная дубовая ось. На эту ось надевали бревенчатый пьедестал выше человеческого роста. Усилиями всей батареи орудие поднималось и укреплялось намертво на «пьедестале». Колеса беспомощно висели по бокам. «Пьедестал» поворачивался вокруг дубовой оси на 360 градусов без катков, как поворачивается передок телеги. По краям вырытого круга, прямо на земле, разбивали деления, по которым отсчитывали угол поворота орудия. Поворот производили с помощью удлиненного хобота.
Во время стрельбы орудие могло поднять ствол очень круто, почти вертикально. Оно медленно двигало жерло по направлению полета аэроплана и «ловило его на прицел». При выстреле сила отката падала на поворотный круг. Однако приспособление Розенберга и даже металлическое Иванова мало оправдывали себя. Стрельба велась без точного расчета, почти впустую. Аэропланы беспрепятственно разгуливали по воздуху, фотографировали позиции русских, бомбили, бросали десятки тысяч металлических стрел величиной немного побольше автоматической ручки. «Альбатрос» поднимал до 200 килограммов стрел и высыпал их дождем на выслеженную живую цель. Авиационная стрела редко попадала в человека, но уж если она настигала солдата, то насмерть.
Наряду с фронтом немцы начали бомбить с воздуха и тылы: железнодорожные узлы, села и города. Нужны были орудия с удобными для быстрого вращения поворотными приспособлениями. Путиловский завод выпускал ничтожное количество пушек со специальными прицелами. Эти пушки устанавливались на тумбах, на автомобилях. Но и это новшество сколько-нибудь существенно не беспокоило немцев.
Противовоздушная оборона оставалась одной из самых острых задач. Великий князь Сергей Михайлович, полевой артиллерийский генерал, докладывал царю о полном бессилии наземных средств против авиации.