Время перемен. Дилогия

Мазин Александр Владимирович

— Эта операция делается единицам, понял? — прорычал Хокусай. — Е-ди-ни-цам! Наиболее перспективным правительственным деятелям! Самым заслуженным и полезным руководителям Комитета! Мне ее не сделали и не сделают никогда, понял? А тебе, какому-то занюханному майору, сопляку с глупыми амбициями — сделали! Знаешь, сколько она стоит?

— Наслышан, — буркнул я. — Семьдесят миллионов.

— Как бы не так! Один только генетический материал стоит вдвое дороже. Знаешь ты это?

— Меня это не интересует, — отрезал я.

Правда, уже не совсем искренне. Хокусай меня все-таки заинтриговал.

Теперь я должен был спросить: что именно со мной сделали?

Нет, не дождетесь!

— Я знаю, что чуть не сдох во время этой драгоценной операции! — заявил я.

— Чушь! — взмахом руки Хокусай отмел мои возражения. — Ее делают уже двенадцать лет, и все, кому она сделана, живы. Никто из вас не умер, понятно?

— Должно быть, все они — очень крепкие ребята, — сказал я. — Нужно быть очень здоровым, чтобы выжить после того, как тебя заживо поджарили в микроволновке.

— Ты, майор, мне…

— Погодите, Танимура, — китаец поднял голову и оказался Главным Консультантом Сяо Сунем. — Вы что, испытывали какие-то неприятные ощущения, майор? Верно я вас понял?

— Я испытал чертовски неприятные ощущения, доктор Сунь. Настолько неприятные, что те коновалы, которые меня резали, даже поспорили: выживу я или загнусь от шока.

— Они сами вам об этом сказали? — поинтересовался Главный Консультант.

— Нет. Я подслушал разговор.

— И вы уверены, что это не ваш бред?

— Уверен!

— Все это надо выяснить, — сказал Сяо Сунь, обращаясь к моему начальнику. — Возможно, наши так называемые партнеры проявили некоторую самодеятельность.

— Это исключено, — возразил Хокусай. — Парни из «внутренних операций» держат этот участок под непрерывным наблюдением и подбирают для управления фирмой самых жестких и ортодоксальных лидеров. Нет, самодеятельность на этом уровне полностью исключена.

— А если это «самодеятельность» отдела внутренних операций? — вмешался я.

Хокусай одарил меня крайне неодобрительным взглядом. Ну да, майору не положено вмешиваться в разговор вышестоящих. Если они снизойдут к тому, чтобы спросить его мнение, они сами спросят. Но Сяо Суня, похоже, нарушение субординации не рассердило.

— Почему вы так думаете, майор Грива?

Черт, он выглядел таким заботливым и благожелательным дедушкой… Так и хотелось открыть ему душу. Но я ни на секунду не забывал, что передо мной крутейший спец с восьмидесятилетним стажем, чья профессия как раз и состоит в том, чтобы выворачивать наизнанку таких, как я.

— Он нам не доверяет, — вздохнул доктор Сунь, оборачиваясь к Хокусаю.

— Я не доверяю вам, доктор, — уточнил я.

— Майор Грива! — рявкнул Хокусай по-японски в натурально сёгуновской манере. — Ты забываешься!

— Сожалею, специальный координатор, но у меня есть основания для недоверия.

Я — русский. На меня этот японский императив не действует.

— Я сожалею, господин специальный координатор, что вы не прочитали мой рапорт.

— Я читал, — прорычал Хокусай. — Его писал не боевой офицер, а стряпчий! Причем паршивый стряпчий.

Ну да, он же наверняка просматривал информацию с моего «браслета».

— А по-моему, очень толковый рапорт, — подал голос доктор Сунь. — Из вас, майор, мог бы получиться неплохой юрист. Танимура, я думаю, нам бы следовало удовлетворить желание майора уйти в отставку. Взаимное доверие — основа успешной деятельности вашей структуры. Вряд ли стоит использовать в оперативных мероприятиях офицера, который не доверяет своему руководству.

— Черта с два! — выругался по-русски Хокусай. И добавил по-английски — Я, господин Главный Консультант, не намерен разбрасываться полевыми офицерами. У меня их не так уж много. Артём, я хочу знать, с чего это вдруг ты перестал доверять доктору Суню.

Я молчал.

— Отвечай, черт побери! Что еще за недоверие? Может, ты забыл, что месяц назад мы именно из-за тебя пошли на конфликт с североамериканцами?

— Смею предположить, что я был не более чем поводом, — сказал я. — Смею предположить, Комитет уже давно планировал подобную акцию.

— Ну ты нахал, — холодно произнес мой начальник.

Доктор Сунь захихикал.

— Ай да майор! — произнес он. — Право, Танимура, если вы его всё-таки отправите в отставку, я возьму его к себе. Его интеллектуальные претензии тянут на специального координатора, не меньше. Все-таки в этих русских военных академиях дают отменную подготовку. А сейчас позвольте, мы разъясним майору, что именно с ним проделали.

— Извольте, — буркнул Хокусай.

— Вы знаете, что такое гормональные биоимпланты, майор?

— Это когда человеку подсаживают колонию клеток, вырабатывающих определенный гормон?

— Такие биотехнологии применялись лет пятьдесят назад. Потом от этой методики отказались и перешли к так называемой дрейфующей системе, когда имплантированные клетки вводятся не хирургически, а через кровеносную систему, а затем разносятся кровотоком по всему организму, сохраняя, впрочем, все требуемые качества и при этом не будучи опознаны иммунной системой организма-носителя как чужеродные. Именно последнее и было самой сложной проблемой, но ее, к счастью, успели решить до появления феномена спонтанной деструкции. Гормоны же, как вы, вероятно, знаете, — это главный биохимический управляющий обменных процессов. Управляя гормональным фоном, можно добиться фантастических результатов. Например, остановить процессы старения. И более того, запустить его в обратном направлении. Но этот механизм чрезвычайно сложен. Мельчайшая неточность ведет к необратимым последствиям, не менее опасным, чем попытка вмешательства в базовый человеческий геном. Кстати, майор, вы знаете, почему такие попытки были запрещены?

— «Ифрит»? — предположил я.

— Нет. Запрет был введен за десять лет до того, как было зарегистрировано первое проявление «ифрита». Причина — в непредсказуемости последствий. Человек — безукоризненно сработанная система. Любое сколько-нибудь заметное вмешательство, попытка внести в геном дополнительные полезные свойства, наследуемые потомками, скажем, усиленный слух или обоняние, приводила к серьезным нарушениям других функций.

— Почему? — спросил я. — Ведь есть люди, которые видят в три-четыре раза лучше, чем большинство. Например, мой напарник майор О’ Тулл. И с другими функциями, насколько мне известно, у него тоже полный порядок.