Время перемен
Шрифт:
О случившемся в пещере по молчаливому согласию обоих не было сказано ни слова. Просто в отношениях между воспитанником и надзирателем наметились определенные перемены. Вот, например, раньше Желтоклыкий никогда сам бы не взялся что-либо рассказывать Рокху, а теперь буквально настаивает, еще и в Гнездо это затащил.
Правда, что вылупляются здесь исключительно смелые, заметно не было. Скорее уж, сытые. Вообще прежде всего било в ноздри здесь то, что болезнями или гнилью в Тленуракке не пахло — вот такой парадокс. Чему Рокх несказанно удивился: в любом из городов, виденных им прежде, эти
Желтоклыкий фыркнул:
— Я же говорил, что тут есть к чему принюхаться.
Они сняли комнату в холме для дорожников, а кхаргов-зверей, как обычно, устроили в общем загоне.
— Сколько вы намерены пробыть в нашем заведении? — почтительно осведомился худощавый хозяин-южанин.
— Всего пару дней, — небрежно проронил Желтоклыкий. И так же небрежно высыпал на стойку сумму, требуемую за постой. После чего повернулся к Рокху: — Пойдем-ка, прогуляемся.
Тот мысленно зарычал, утомленный долгим переходом, но подумал, что Желтоклыкий знает что делает.
— Смотри по сторонам внимательно, — сказал надзиратель, когда они снова очутились на улице. — То, что ты увидишь… всего этого скоро не будет — если удастся задуманное господином Миссинцем.
— А если нет?
— Тогда тебе больше не доведется что-либо увидеть, — отрезал Желтоклыкий.
— Но не только для этого я привел тебя в Тленуракку. Я намерен на время стать твоим наставником, однако прежде давай-ка походим по городу.
И они с головой окунулись в это море запахов и звуков.
Когда возвратился Клеточник в Гунархтор, позвал его к себе Голос Господен
— и принял в своем личном кабинете. А был тот предназначен для самых важных встреч и оборудован соответственно: удобно и вместе с тем роскошно. И сказал Голос Господен: «Вижу я и так, что повеление мое ты выполнил. Теперь же настал срок узнать тебе о воле Одноокого, которую должен я воплощать среди кхаргов — в чем ты мне и поможешь».
Тленуракка был городом древним; за годы, а то и века своего существования он всерьез укоренился на этих землях. И власть свою тоже укрепил наподобие высоченных каменных стен — не подступишься!
— Обрати внимание, — говорил Желтоклыкий, — местных градоправителей давно уже не выбирают. Нет, конечно, прежде, как и везде, после смерти предыдущего очередного градоправителя выбирали из числа постоянных и наиболее влиятельных горожан — однако в те годы и речи не шло о наследственной передаче власти. Теперь — только так.
— Считаешь, это плохо? — спросил Рокх, дабы поддержать разговор. — Все-таки воспитанник, которого изначально готовят к тому, что он будет править городом…
Не договорил. Осекся. Посмотрел на собственное отражение на поверхности одного из рукотворных прудов, которыми славился Тленуракка.
— Вот именно, — со значением сказал Желтоклыкий. — Вижу, ты и сам догадался, мальчик. Воспитанник, которого изначально готовят к какой-либо определенной цели, разумеется, будет лучше исполнять свои обязанности. Правда, при том лишь условии, что оные обязанности не будут ему в тягость. Если сам он пожелает заниматься тем, чем назначено ему заниматься другими.
— А
— В противном случае даже управлять городом будет ему противно, уж прости за словопляску. Но Тленуракке жаловаться на градоправителя, пожалуй, не стоит. Хороший воспитанник хороших учителей; зубастый, с тонким чутьем.
— При чем здесь чутье? — не понял Рокх.
— А чтобы удерживать в подчинении город, одних знаний маловато. Нужна, мальчик, еще и интуиция. …Тем более, что Ядозуб управляет не только Тленураккой.
Рокх растерянно присел на бортик рукотворного пруда, смастеренный из гладких бирюзовых камней. Камни нагрелись на солнце и зло обжигали кожу, да к тому же еще пахли по-особому, остро и пряно. Угрожающе пахли.
«Я устал, — подумал Рокх впервые за время всего этого похода за мечом. — Я устал. И я не хочу ничего слышать, просто не желаю вникать во все тонкости…» Что-то напугало его, но он еще не мог понять, что именно; однако было какое-то предчувствие, чутье, как сказал бы Желтоклыкий.
Впрочем, надзиратель говорил уже совсем о другом: в отличие от своих коллег в иных городах, градоправитель Ядозуб властвовал и в Тленуракке, и в примыкавших к ней деревнях — и воля его распространялась на довольно обширную территорию.
— Взгляни на эти деревья, — указал Желтоклыкий на чей-то приватный сад, огражденный внушительным забором. — Каждое из них отбрасывает тень. И тень тех, что больше, перекрывает тени ростков или тени, отбрасываемые травой. Мы привыкли к тому, что власть, которой может обладать один кхарг, распространяется на круг своей семьи, на деревню или город. Как видишь, в Тленуракке династия здешних градоправителей добилась большего. Тогда скажи мне, что мешает кому-либо достичь еще большего? Нет границ для властителя, сумевшего добиться подчинения от своих подданных, сумевшего силой и лаской заставить их признать свою власть.
— И еще, — добавил он некоторое время спустя, когда они оставили позади и рукотворный пруд, и забор приватного сада — и зашагали дальше. — Чтобы властвовать над отдельными элементами, прежде нужно соединить их, объединить. Если, разумеется, они уже не объединены. Возьмем деревенских старост. Те, над кем они властвуют, объединены общей деревней, в которой живут.
— А в городе — городскими стенами, — хмыкнул Рокх.
— Да, — Желтоклыкий не счел нужным обращать внимание на насмешку. — Но в этом суть: то, что объединяет, не должно быть надуманным, искусственным. Иначе ничего не получится.
— И что же объединяет жителей Тленуракки и его окрестностей?
— Династия, из которой происходит Ядозуб. Согласно здешним легендам, Одноокий лично помогал пра-пра-правоспитателю нынешнего градоправителя. И того, кстати, тоже звали Ядозубом. У них вообще у всех одно и то же имя.
— Но это… во-первых, неудобно, во-вторых, просто отвратительно! Не иметь возможности выбрать себе имя — как такое допустили?!
— С одной стороны, конечно, неудобно, а с другой — очень даже удобно. Тленураккцы считают, что душа Ядозуба воплощается всякий раз в его воспитанника — разумеется, после смерти предыдущего градоправителя. А самого первого Ядозуба, повторяю, поддерживал Одноокий.