Время перемен
Шрифт:
— Прекрати, Рути! — воскликнул Бен. — Ради Бога не надо мне сейчас это говорить. Речь совсем не о том, что она надо мной не трясется. Она же меня просто ненавидит. Всю жизнь я спрашивал себя, что бы отдал за одно ее доброе слово. И неизменно отвечал, что готов отказаться от всего: от отца, тебя, братьев даже от жизни, лишь бы мать хоть раз погладила меня по голове, как их. Если бы она хотя бы однажды поинтересовалась: «Что ты делаешь, Бен?». У них она постоянно это спрашивала. Но нет, я не дождался этого. Ты не можешь себе представить, что значит видеть, как ласкают братьев и наталкиваться на равнодушие и плохо скрытую неприязнь.
— Нужно было давно уйти из дома, как я тебе советовала.
— Да, знаю, ты говорила мне об этом, но я сын своего отца, у меня тоже склонность к мазохизму.
— К чему? — женщина удивленно посмотрела на него.
— Нам обоим доставляет удовольствие боль, — с грустной улыбкой объяснил Бен. — Иначе почему мы остались? И как мог он мириться с этим? Я думаю о потерянных годах его жизни, и спрашиваю себя: «К чему все это?» Но ответ не нужно искать далеко, он во мне самом. «Ты продолжаешь надеяться, — говорил я себе, — что произойдет чудо: мать изменится и улыбнется тебе. И когда панцирь отчуждения лопнет, ты хочешь быть рядом, чтобы с распростертыми объятиями принять ее». Господи! — Юноша закрыл глаза и отвернулся. — Мужчины — форменные идиоты, если считают женщин слабым полом. Ха! Слабый пол! Да у них кожа такая же толстая, как у носорога, а их упрямству и цепкости позавидуют даже гориллы. Они животные, примитивные животные, вот что такое женщины. — Бен повернулся и взглянул на Рути, такую маленькую, милую, по-матерински добрую, и ему стало неловко за свою вспышку. — Извини, Рути, — покаянно проговорил он.
— К чему извиняться за правду, ты все верно сказал. Мы, женщины — животные, да, гориллы, носороги и все такое. А как еще могли бы мы выжить? Как, скажи, женщине перенести домогательства мужчин. А как бы мы могли вытерпеть роды, когда ребенок рвется наружу, разрывая тело матери? Только животные способны вынести такое, толстокожие животные, подобные носорогам. А ты решил, что скажешь о женщинах что-то новенькое? Вздор! — Она взмахнула рукой над столом, словно сметая с него хлам.
— Рути, знаешь, ты кто? — сквозь смех спросил Бен. — Ты маленькая добрая колдунья. Слушай, давай еще выпьем, а?
— Только после того, как ты поешь и выпьешь чаю.
— А ты?
— И я.
— Ты меня успокоила, у тебя всегда это получалось.
— Иди ты вон, — отмахнулась Рут и захлопотала у плиты.
Бен снова сел, вытянул ноги к огню и задумался. Рути в шутку сказала ему идти вон, а ведь он действительно уходил. До этого момента Бен не сознавал до конца, то рвет все нити, связывающие его с прежней жизнью. Впереди была война.
Глава 3
Плакаты с изображением Китченера уже успели намозолить всем глаза. На призыв: «Ты нужен Британии. Вступайте в армию. Боже, храни короля» послушно откликнулось большинство мужчин. Многим из тех, кто остался в стороне, выдали белые билеты. У кого-то имелись заболевания, а иные работали на специализированных производствах. На освобожденных от службы смотрели косо.
Повсюду обсуждали стратегию действий Восточного и Западного фронтов. Когда в сентябре 1914 года германский снаряд повредил Реймский кафедральный собор, все
8
Крупный морской бой между германским и английским флотами, исход которого решил подход английской линейной эскадры под командованием Д. Битти.
К счастью, ни Джонатана, ни Гарри там не оказалось. Барбара впервые за много лет отправилась в церковь возблагодарить Бога.
В октябре измотанная и обескровленная британская армия отступила от Антверпена. Дэн получил письмо от Бена, сын писал, что жив, хотя и был ранен, но руки-ноги целы. Барбара в церковь не пошла.
Тем, кто кричал, что война к Рождеству закончится, пришлось проглотить язык вместе с рождественским угощением.
В начале февраля Бен приехал домой в отпуск, и только тогда отец узнал, что сыну присвоили офицерское звание.
Бен переступил порог родного дома в хмурый февральский день. Ничто в нем не напоминало того молодого человека в еще необмятом мундире рядового, что заезжал в этот дом прошлым августом. Бен сильно похудел, лицо его осунулось, скулы заострились. Он казался значительно выше своего роста, возможно, причина была в его манере держаться.
Он вошел, незамеченный прислугой. Барбара спускалась по лестнице. Увидев сына, она остановилась, крепко стиснув перила, а потом, переводя дыхание, направилась к нему навстречу.
— Вот неожиданность! — воскликнула она. — Почему не сообщил, что приедешь? Ах, ты теперь офицер! Ну, как ты? — Барбара говорила немного нараспев. Как хорошо, он помнил ее голос. — Твой… отец в гостиной. Он немного простудился. — Барбара сделала жест в сторону комнаты, словно приглашала пройти постороннего человека.
Бен молчал и лишь смотрел на нее. Он снял шинель. В этот момент из кухни выбежала Бетти Роув.
— Мастер Бен! Мастер Бен! — закричала она. — Какая радость! Эй, Ада, Ада! — позвала женщина, зная, что хозяйка отвернулась и не может услышать.
Ада не замедлила появиться и тоже бросилась к Бену. Они пожали друг другу руки, как старые добрые друзья.
— О, мастер Бен, вы уже офицер, — почтительно произнесла Ада, оглядывая юношу с головы до ног. — Вид у вас такой бравый.
— Ада!
— Да, мадам. — Ада отступила в сторону, чтобы Бен мог последовать за матерью. Он так и сделал, не забыв подмигнуть сначала Аде, а потом Бетти. — Кто бы мог подумать, вы снова здесь, — никак не могла прийти в себя Ада.
Дэн сидел в кресле у камина. Когда открылась дверь, он не обернулся. Дэн дремал, и шум в холле разбудил его, но он не придал болтовне женщин значения.
Барбара попала в его поле зрения, она приглашала кого-то войти. Дэн повернул голову.
— Бен! Бен! — Он вскочил и, бросившись к сыну, обнял его. — Вот так сюрприз! — воскликнул отец, отпуская, наконец, Бена. — Откуда ты? Скорее проходи к огню. Такая мерзкая погода. Как ты? — Дэн смущенно умолк, почувствовал, что этот вопрос задавать не стоило.