Время перемен
Шрифт:
– Как я и сказал – вы все свободны. Вольны принимать свои решения, жить как пожелаете… Я могу не соглашаться с тем, что вы делаете, как живёте – но это ваш выбор. Выбор следовать за мной или нет. И с последствиями выбора тоже придётся столкнуться вам. Я лишь предупреждаю, но не принуждаю. Ты-то должен это понимать.
– Ад или Рай, – горько усмехнулся Игорь. – Это звучит почти как ультиматум.
– Всё гораздо сложнее. И интереснее. Ни одна из существующих религий не отражает всей сути мироздания и сложности его устройства в полном объёме. Каждому учению доступна лишь часть одной большой
– А как же предопределённость? Даже если всем заправляют вероятности, то их число конечно.
– Всего-лишь вероятности. Они – не жёсткие директивы. Они могут быть, а могут и не быть. Их число стремиться к бесконечности. Поэтому нет судьбы – ничто не предопределено. А порой вам удаётся обмануть и вероятности, создавая путь, которого среди них не было вообще…
– Свобода? – не уверенно переспросил Странник. От того, что сейчас происходило, от того, что он сейчас узнавал, голова шла кругом. Всё это надо было осмыслить. Но времени не было. Его ждали. Ждала Джайна. Поэтому нужно было действовать.
– Да. Когда я творил, то хотел создать свободных, равных себе.
– И получилось?
– Да, – голос прозвучал довольно, радостно, не горделиво.
– Что ж, надеюсь, мы все оправдаем Твои ожидания, – кивнул Странник, собираясь с духом. Почему-то сейчас ему было очень легко говорить, открыть свою душу. Но ощущения сейчас были на втором плане. Нужно было принять решение. А это трудно. Сейчас – в особенности. Тем более зная, что потом уже ничего нельзя будет изменить, вернуть назад, сделать как было. Но он должен совершить этот шаг. Шаг, ради которого прожил всю свою жизнь до этого самого момента, шаг, ради которого пожертвовали жизнями миллиарды живых разумных существ.
– Всё возможно, – ответил Голос так тепло, что на душе сразу стало спокойно. – Я вижу в твоём сердце искреннее желание искупить то зло, которое ты творил, искренние раскаяние и любовь. Твои намерения благи, и мне этого достаточно. Только будь осторожен – не даром у людей есть поговорка: «Благими намерениями вымощена дорога в ад».
– Достаточно для чего?
– Для того, чтобы дать тебе шанс. Я сотворил этот мир. Но теперь пришла очередь его жителей продолжить это творение. Твоя очередь.
– Так… всё было именно за этим?
– Не только.
– Что ж, наверное и вправду пора, – кивнул Странник, соглашаясь. – Я думал, что наш разговор пройдёт иначе… Но рад, что всё вышло так, как есть.
– Знаю. Мы ещё встретимся, – интонация была почти шутливой.
– О, надеюсь очень нескоро, – усмехнулся Игорь, оценив шутку. – И благодарю. За всё.
– Тебе пора.
– Да, – кивнул Странник и закрыл глаза. Перед внутренним взором стоял образ Джайны. Нежной, любимой, желанной. Он звал и придавал сил.
«Я скоро вернусь, любимая», – пронеслось в мыслях. То нежное чувство, которое, казалось, он давно забыл, на которое уже не был способен, после смерти Ольги – оно проснулось в его душе, неся радость и ожидание чуда…
Любовь. Великая сила рода человеческого. Именно она делает людей счастливыми и именно её завещал нам Бог.
Любовь к ближнему. Любовь ко всему этому миру, прекрасному
Любовь как абсолютная ценность и мера всего.
«Да», – подумал Странник. «Пусть это будет любовь», – решил он, закрывая глаза и растворяясь в этом волшебном, прекраснейшем из чувств…
Странный расплывчатый мир начал плыть, меняться, обретая новые формы.
И Второе Великое деяние началось…
====== Эпилог. Ничто не повторится ======
Эпилог. Ничто не повторится.
Post tenebras spero lucem (лат.)*
– После мрака на свет уповаю. (Книга Иова, 17)
Холодные мрачные тучи нависали над городом. Серые, кажущиеся свинцовыми и неподъёмными, они медленно плыли на восток, подгоняемые холодным осенним ветром. Солнце уже неделю не могло пробиться сквозь эту плотную завесу и от вечно пасмурной погоды на душе становилось тоскливо.
Всюду, куда ни кинь взгляд – сырость, лужи и слякоть. Лишь деревья добавляли ярких оранжевых и жёлтых красок в унылые серые пейзажи.
Тоска. По тому, что было и уже никогда не вернётся.
Ветер трепал пожелтевшие кроны деревьев, срывая лисья и унося их в необозримые дали. С каждым днём становилось всё холоднее – зима была уже на за горами. А ведь ещё так много нужно было сделать…
Это была Москва. Полуразрушенная после орбитальных бомбардировок. Но не сломленная. Ибо среди остовов зданий, показывающих небу свои истерзанные железобетонные кости, то там, что здесь взгляд цеплялся за стрелы кранов. Строительство шло полным ходом… А ведь город был разрушен более чем на половину. И более пяти миллионов жителей погибли во время атаки пришельцев. Но жизнь, всё-таки, продолжалась. На силе воли и упрямстве. На вере в лучшее. На взаимопомощи. И на зло врагам. Только светлых моментов в жизни было меньше, чем до атаки.
Первые капли дождя прочертили штрихи на стекле. Один, два… Забарабанили по окну и подоконнику. Еле слышно. Дождь обещал быть не сильным, но затяжным. Наверняка прекратиться лишь через пару дней.
Крутов Сергей Иванович не любил такие дожди. Да и вид изувеченной Москвы не вызывал у него особого восторга. Но сейчас глядя на следы тех тяжких испытаний, что выпали на долю его народа, на то, что им ещё предстояло сделать, мысли его странным образом успокаивались.
Сергей Иванович был в своём кабинете. Никаких изысков и особого простора – ведь это была комната в одной из квартир некогда жилого дома, чудом уцелевшего при бомбардировке. Пришлось приспосабливаться. Рабочий стол, стул, компьютер, телефон да небольшой шкафчик с документами – вот и всё богатство.
В дверь постучали. Три раза.
– Войдите, – обернувшись, уставшим голосом сказал Крутов. Выглядел он не очень хорошо – бледное осунувшееся лицо. Мешки под глазами. Да и седых волос на голове прибавилось. Строгий деловой костюм, в который он был облачён, лишь подчёркивал эти черты.
Дверь отворилась и в кабинет шагнул Звягинцев. Мало что сейчас в нём напоминало учёного – ни очков, ни ставшего уже привычным белого халата – вместо него на Николае Владимировиче красовались белые пиджак, брюки… и кеды. Впрочем, главная перемена была в его взгляде – он стал строже и жёстче.