Время прощаться
Шрифт:
Он колеблется, решая, может ли мне доверять.
— В ночь, когда обнаружили труп смотрительницы, Томас Меткаф очень нервничал. Дергался. Причиной тому могли быть как пропавшие жена и дочь, так и первые признаки срыва. С другой стороны, это могли быть муки нечистой совести.
Я откидываюсь назад, скрещиваю руки.
— Вы полагаете, что Томас — подозреваемый. Вы считаете подозреваемой Элис. Мне кажется, вы готовы обвинить всех, кроме самого себя, в том, что причиной смерти изначально признали несчастный случай.
Верджил смотрит на меня.
— Я подозреваю, что Томас Меткаф, скорее всего, жестоко обращался со своей
— Чертовски весомая причина для побега, — размышляю я вслух. — Значит, вы хотите встретиться с ним и попытаться спровоцировать его.
Когда Верджил пожимает плечами, я понимаю, что угадала.
— Вы когда-нибудь думали, как это отразится на Дженне? Она уже думает, что мама ее бросила. А вы собираетесь снять с нее розовые очки и показать, что и отец у нее ублюдок?
Он начинает ерзать.
— Ей стоило об этом подумать, прежде чем нанимать меня.
— Да вы настоящий козел!
— За это мне и платят.
— В таком случае вы должны хотя бы принадлежать к другой налоговой группе. — Я прищуриваюсь. — Мы же оба понимаем, что на этом деле не разбогатеем. Чего вы добиваетесь?
— Хочу узнать правду.
— Ради Дженны? — уточняю я. — Или ради самого себя, потому что десять лет назад поленились это сделать?
На его скулах вздуваются желваки. На секунду кажется, что я перешла грань, — Верджил вот-вот встанет и уйдет. Но он не успевает, появляется Дженна.
— Нет никаких солнцезащитных очков, — говорит она.
Девочка продолжает сжимать камень, который висит у нее на шее.
Я знаю, что некоторые неврологи считают, что у детей-аутистов синапсы головного мозга расположены настолько близко и возбуждаются в такой быстрой последовательности, что это вызывает гиперчувствительность, поэтому эти дети начинают раскачиваться и все сильнее возбуждаться, и задача состоит в том, чтобы помочь им сосредоточиться на чем-то, кроме собственных ощущений. Мне кажется, ясновидение не так уж сильно отличается от этого. По всей вероятности, ни то ни другое не является психическим заболеванием. Я однажды спросила Гиту о ее воображаемых друзьях. «Воображаемых?» — спросила она, как будто сумасшедшей была я, потому что не видела их. И вот что самое смешное — я понимаю, о чем она говорит, потому что знаю, как это бывает. Если замечаешь человека, который говорит с кем-то невидимым, возможно, этот человек страдает параноидальной шизофренией. Но с таким же успехом он может оказаться и экстрасенсом. То, что вы не видите второго собеседника, не означает, что его нет.
Вот еще одна причина, по которой я не хочу ехать к Томасу Меткафу в психиатрическую больницу: может случиться так, что там я лицом к лицу столкнусь с теми, кто не может управлять Даром, за повторное обладание которым я готова убить.
— Ты знаешь, как доехать до лечебницы? — интересуется Верджил.
— Откровенно говоря, навестить отца — не очень хорошая идея. Он не всегда адекватно реагирует на тех, кого не знает.
— Мне казалось, ты говорила, что он иногда и тебя не узнает. Почему бы не сказать, что мы старинные приятели, которых он не помнит?
Я вижу, как Дженна пытается разобраться в логике Верджила, решая, стоит ли защищать отца либо же попытаться воспользоваться его слабостью.
— Он прав, — говорю я.
Верджил с Дженной шокированы моим заявлением.
— Вы с ним согласны? — удивляется Дженна.
Я киваю.
— Если твоему отцу есть что добавить к тому,
— Тебе решать, — уклончиво говорит Верджил.
После продолжительной паузы Дженна поясняет:
— По правде говоря, он только и говорит, что о маме. Как они познакомились. Как она выглядела. Когда он понял, что готов сделать ей предложение. — Она кусает нижнюю губу. — Я сказала, что не хочу ехать в лечебницу, потому что не хочу ехать туда с вами. Ни с кем не хочу. Это единственная ниточка, которая связывает меня с отцом. Он единственный человек, которому ее не хватает так же сильно, как мне.
Когда звонит Вселенная, нельзя заставить ее подождать на линии. Именно поэтому я возвращаюсь к этой девочке. То ли благодаря ее гравитационному притяжению, то ли потому, что она является той воронкой, которая меня засосет.
Я улыбаюсь своей самой лучезарной улыбкой.
— Дорогая, — говорю я, — я большая любительница красивых любовных историй.
Элис
Матриарх умерла.
Умерла Ммаабо, которая вчера отстала от своего стада, двигалась тяжело, рывками, потом упала на передние ноги и завалилась на бок. Я не спала целых тридцать шесть часов — наблюдала. Я видела, как ее дочь Оналенна, которая была и ее ближайшим товарищем, пыталась бивнями поднять мать, и ей удалось поставить ее на ноги. Но Ммаабо не удержалась и упала уже навсегда. Она хоботом потянулась к Оналенне в последний раз, а потом развернула его на земле, как моток ленты. Я наблюдала, как Оналенна и остальные слонихи горестно трубили, пытались хоботами и телами поднять своего предводителя, подталкивая и подтягивая тело Ммаабо.
Через шесть часов стадо оставило тело. Но почти сразу же к нему подошел еще один слон. Я подумала, что это отставший член стада Ммаабо, но потом узнала зазубренный треугольник на левом ухе и морщинистые ноги Сетунии, матриарха другого стада, поменьше. Сетунию и Ммаабо не связывали родственные узы, но она подошла, наклонила голову, уши ее поникли. Слониха коснулась хоботом тела Ммаабо, занесла над ней переднюю левую ногу, а потом переступила так, чтобы упавшая слониха оказалась между ее передними и задними ногами, и стала раскачиваться взад-вперед. Я посчитала, это длилось целых шесть минут. И походило на танец без музыки. Молчаливая панихида.
Что это означало? Почему слониху, которая никак не была связана с Ммаабо, настолько глубоко тронула ее смерть?
Прошло два месяца со смерти Кеноси, молодого самца, попавшего в силки; два месяца с тех пор, как я официально изменила тему своего докторского исследования. Пока мои коллеги работали в заповеднике, изучали миграцию слонов в Тули-Блок и то, как это сказывается на экосистеме, а также влияние засухи на темпы размножения слонов или на сезонность гона у самцов, мое исследование носило познавательный характер. Тут невозможно использовать географические приборы слежения или анализы ДНК. И неважно, сколько раз я регистрировала случаи того, что слоны касались черепа другого слона либо возвращались на место, где умер бывший член стала, ведь, интерпретируя эти моменты поведения как скорбь, я переходила границу, которую исследователи животных не должны пересекать. Я наделяла животное чувствами человека.