Время прощаться
Шрифт:
Когда, оставляя на деревянном полу влажные следы, я вышла из душа в одном полотенце, но с тщательно причесанными волосами, Томас как раз застилал простыней диван. Если мне и нужны были еще более веские доказательства того, что случившееся в Африке было скорее грубой ошибкой, а не началом чего-то, — это доказательство было у меня перед глазами.
— Ох, — охнула я, как будто внутри меня что-то сломалось, — спасибо.
— Я себе стелю, — сказал он, пряча глаза. — Ты занимай спальню.
Я почувствовала, как заливаюсь румянцем.
— Если тебе так хочется…
Ты должна понять, сказала я себе, в Африке царит романтика. Глядя на закат, можно поверить, что это творение
— Ты моя гостья, — учтиво произнес Томас. — Все к твоим услугам.
А чего я хотела?
Я могла бы взять одеяло и лечь спать одна на диване. Или могла бы рассказать Томасу о ребенке. Но вместо этого я подошла к нему, и полотенце, в которое я завернулась, упало на пол.
Секунду Томас просто смотрел на меня. Провел пальцем по изгибу шеи, плечу…
Однажды, еще в институте, я ходила купаться ночью в залитую биолюминисцентным светом бухту в Пуэрто-Рико. Всякий раз, когда я двигала руками или ногами, вспыхивали радужные искорки, как будто я создавала падающие звезды. Именно такое чувство возникло, когда ко мне прикоснулся Томас, — как будто меня залило светом. Мы натыкались на мебель и стены, до дивана не дошли…
После я лежала в его объятиях на жестком деревянном полу.
— Ты говорил, что Сира, встречая гостей, всегда трубит: «Добро пожаловать!»
Он засмеялся.
— Если хочешь, я ее приведу.
— Да ладно. С меня и этого довольно.
— Не умаляй своих достоинств. Ты великолепна.
Я повернулась к нему.
— Не думала, что ты этого хочешь.
— А я не думал, что ты захочешь меня, — признался Томас. — Знаешь, я не хотел строить предположения о том, повторится ли еще раз то, что произошло между нами раньше. — Рука Томаса запуталась в моих волосах. — О чем задумалась?
А думала я вот о чем. Гориллы могут солгать, чтобы снять с себя вину. Шимпанзе обманут. А мартышки, сидя на дереве, будут притворяться, что им грозит опасность, хотя никакой опасности нет. Но слоны не такие, слониха никогда и не перед кем притворяться не станет.
Но ответила я вот что:
— Я думаю, дойдем ли мы когда-нибудь до кровати?
Ложь во спасение. Одной больше, одной меньше.
Земля Южной Африки часто кажется пересохшей, ее холмы и впадины выглядят потрескавшимися от засухи, а саванна — красной от солнца. Этот заповедник в сравнении с Африкой казался роскошным райским садом: зеленые холмы и сочные поля, крепкие дубы с изогнутыми ветвями. И конечно, слоны.
Здесь жили пять азиатских и один африканский слон. Еще один африканский слон ехал в заповедник. В отличие от дикой природы, здесь социальные связи были сформированы не генетически. Стада ограничивались двумя-тремя особями, которые по собственной воле решили вместе бродить по территории. Томас предупреждал меня, что есть слоны, которые не ладят между собой, кто-то предпочитает держаться в одиночку, но были и те, кто и шагу не ступал без выбранного товарища.
Меня удивило, что философия жизни в заповеднике во многом соответствовала принципам работы нашего заказника. Как бы нам ни хотелось поспешить и спасти серьезно раненого слона, мы этого не делали, потому что нарушили бы законы природы. Мы просто шли за слонами и считали, что нам
Мы на вездеходе прокатились по заповеднику, чтобы я составила о нем собственное впечатление. Я сидела сзади, крепко обхватив Томаса за талию, прижимаясь щекой к его теплой спине. Ворота были спроектированы таким образом, чтобы через них мог въехать автомобиль, но не мог сбежать слон. Для азиатских и африканских слонов были свои загоны, в каждом слоновник — хотя сейчас в загоне для африканских слонов находилась одна лишь слониха Гестер. Слоновники представляли собой гигантские конструкции, настолько чистые, что хоть с пола ешь. Цементные полы с подогревом, чтобы зимой у животных не мерзли ноги. На дверях — тяжелые ремни, напоминающие длинные матерчатые рукава в автомобильной мойке, чтобы зимой тепло сохранялось, а слоны оставались внутри или выходили по своему желанию.
— Содержание слонов, наверное, влетает в копеечку, — пробормотала я.
— Сто тридцать три тысячи, — ответил Томас.
— В год?
— За каждого слона, — засмеялся он. — Боже мой, если бы в год! Я вложил все, чтобы завладеть этой землей, когда увидел объявление о продаже. И мы дали Сире возможность продать себя, пригласив всех соседей и прессу приехать посмотреть, чем мы здесь занимаемся. Нам делали пожертвования, но это капля в море. Одно производство стоило около пяти тысяч долларов на слона.
Мои слоны в Тули часто страдали от засухи, когда, словно узлы макраме, под кожей у них проступали позвоночник и впалые ребра. Южная Африка отличается от Кении и Танзании, где слоны для меня всегда выглядят относительно упитанными и счастливыми. Но, по крайней мере, у моих слонов была хоть какая-то еда. Угодья заповедника были обширными и зелеными, но здесь никогда не будет достаточно растительности, чтобы прокормить слонов; и такой роскоши, как пройти сотни километров слоновьими тропами и найти пропитание, у них нет, как нет и матриарха, который мог бы их повести.
— А там что? — спросила я, указывая на нечто, напоминающее бочку для оливок, пристегнутую ремнями к железной решетке стойла.
— Игрушка, — объяснил Томас. — Там снизу дырка, внутри мяч с лакомствами. Дионн приходится засовывать хобот внутрь и двигать мяч, чтобы через дырку что-то выпало.
И в это мгновение, как будто Томас ее позвал, сквозь шелестящие стропы над дверью сарая выглянула слониха. Она маленькая и рябая, с пушком волос на макушке. Уши у нее, в сравнении с африканскими слонами, к которым я привыкла, маленькие и зазубренные по краям. Костлявые дуги над впалыми глазами — нависшие утесы. Большие карие глаза так густо окружены ресницами, что ей позавидовала бы любая модель, и эти глаза были прикованы ко мне — незнакомому человеку. Я чувствовала, как она изо всех сил пытается что-то мне рассказать, однако я пока не сильна в ее языке. Неожиданно она покачала головой — то же самое шокирующее предупреждение, которое я привыкла наблюдать в заповеднике, когда люди по неосторожности заходили на территорию стада. Я улыбнулась, потому что она не производила такого устрашающего впечатления.