Время собирать камни
Шрифт:
– Нужда, заставившая тебя покинуть своё место, отнюдь не была физиологической. – Прокручивал я фразу снова и снова у себя в голове, одновременно пытаясь взглядом прожечь дыру в стоп-кране, так манящем своей новизной идей в пустоте межвагонного тамбура. Тусклый свет от небольшой потолочной лампы, весь запутавшийся в клубах сигаретного дыма, выдыхал последние запоздалые мысли о непомерной ответственности за осуществление надежд. Ты думаешь, самое сложное – решиться дёрнуть стоп-кран? И всё, мол. После этого сразу же наступит долгожданное облегчение и тебе больше не придётся париться в этой чёртовой консервной банке, доверху набитой невеждами всех мастей? Ну, в общем-то, так и есть и данный факт неоспорим, с лихвою ускоряющий тягостные раздумья нерешительности. Но что дальше? А дальше –ты, получается,
– Дяденька, чего это с вами? – донеслось откуда-то снизу, в то время как крохотная нежная ручка, обхватившая мою, тихонько её потряхивала, – А, дяденька?
– Откуда ж ты взялась здесь, красавица? –предшествовавшая этому вопросу почтенно долгая пауза с выкатившимися из орбит глазами явно свидетельствовала о его всеумоляющей риторичности.
Неисчерпаемая бездна в память о былых заслугах наматывала на кулак своей костлявой руки засаленную плёнку. А ты пока расслабься и расскажи, что так долго держал в себе этому милому ребёнку.
– Хлеще, чем Питер вставляет, пожалуй, только кислота, да и то лишь привезённая из него же. Он вскрывает и обволакивает, забирает и освобождает, влечёт и отдаётся, вяжет как хурма и оставляет сладостное послевкусие. Окрыляет и одёргивает, и чтобы он ни делал с тобой – делает это по-настоящему, со смачным шлепком по жопе и приговаривая: «Кто моя сучка?» Я никогда не забуду один момент, изменивший мой мир навсегда. Такое невероятное погружение в самое пекло мистерий. Так безжалостно и одновременно изящно надругаться над человеческим мозгом может только он. Тогда ещё наше знакомство было на уровне коллег по работе. Иногда по выходным опрокидывающих вместе по кружечке крафтового и цепляющих приезжих первокурсниц в баре. Небольшая прелюдия, чтобы прощупать почву. А готов ли парниша, не дристанёт ли в последнюю минуту. И потом–«Бам»! Получите, распишитесь. Вынос мозга – всем встать. Это было то самое невероятное и неправдоподобное, случающееся лишь с героями бестселлеров в толстом переплёте. С первых же минут нашей встречи с ним я принял загадочную неизбежность её особенности.
Жетончик от метро в обмен на посылку, переданную мной на вокзале совершенно незнакомому доселе человеку у выхода из метро – машина с таким же незнакомым, но настолько же доброжелательным человеком и белый саван из свежевыпавшего душистого снега, устилающего нам путь. Идеальная зима, какая бывает лишь в детских воспоминаниях. И дальше через заснеженные леса с картин наших художников прямиком к избушке, ну только что не на курьих ножках. Хотя в ней мы совершали путешествия однозначно в Тридевятое царство, как ни крути. Правда, если оценивать происходившее тогда более приземлённо, то я просто-напросто попал на двухдневный тренинг по холотропному дыханию в Ленинградской области. Но так как шёл я к этому не один год и тщательно готовился, занимаясь рефлексией, погружением в эзотерические учения и метафизические практики, то, по законам драматургии, всё сошлось здесь и сейчас. Образуя лично для меня некую пространственно-временную воронку, куда безвозвратно засосало меня прошлого. Ну и к этому с лихвой можно добавить неуёмную фантазию, запросто дорисовывающую всё до нужной кондиции.
– Тебе вообще интересно? – на всякий случай опомнился я, дабы адекватно оценить обстановку.
– Да, да. Очень, дяденька! – заверещала моя юная слушательница, всем видом излучая готовность слушать дальше.
– Вот не знаю, бывало ли такое у других, – нерешительно продолжил я своё повествование, – но, в принципе, не важно. Снился, значит, мне один и тот же сон. Раз, наверное, пять или шесть за год. Начало его было всегда разным, а вот заканчивался он по одному и тому же сценарию. Я появляюсь где-то на море, но в итоге это оказывается Питер, и у меня билет на поезд, на который я безбожно опаздываю. Я иду, потом уже бегу сломя голову, но тщетно. Поезд ушёл. Во всех смыслах. И, как водится по обычаю, сначала не выделяешь таким снам должного места у себя в голове. Когда он повторился раз в третий, естественно, стало, как минимум, интересно, что за фигня. С такой формулировкой именно. Ну а потом, раз на пятый-шестой, бесплодные догадки начинают донимать тебя, пока ты не сдаёшься, оставив неразгаданными задумки высших сфер. Пожевал, пожевал, короче, и выплюнул.
А потом ты идёшь такой от Петропавловской крепости после того самого холотропного дыхания с кристально отбелённым сознанием, выдержавшим погружение и в мир Прави, и в ледяную прорубь тут же у стен крепости в сторону, как вы думаете, чего?
– Вокзала!
– Правильно. Какая смышлёная девчушка. Тогда-то я всё и осознал. Я не опаздывал на поезд, а даже наоборот шёл вольготно, тщательно вымеряя шагами каждый метр «земли обетованной». Пленяющее чувство безмятежности волнами прокатывалось по всему телу. Тот человек, что пару дней назад прибыл в этот славный город, больше его никогда не покинет, безнадёжно затерявшись где-то в дремучих зарослях универсума. А уезжает сейчас совсем другое создание, надвигающейся золотой эры.
Испепеляющий, выжигающий опыт. Мне тогда было явлено универсальное знание о вселенной в виде простого понятного образа, правда, с одной меняющей всё деталью. Которая объясняет полноту вещей и идей в общем и на меня, в частности, произвела эффект разорвавшейся бомбы. Что было до – стёрлось, сгорело в доли секунды. Все годы поисков и практик махом были вычеркнуты из памяти. Не осталось ничего, и оттого наступила самая настоящая ясность. То чувство, когда ты одновременно знаешь всё и не знаешь ничего.
– Так и что же это за картинка?
– Образ, ты имеешь в виду?
– Ну да, образ. Расскажи, что за образ!
– Ладно, попробую. Его проще преподнести в виде концепции выставки одной картины.
Представь, значит, себе небольшую комнату, наполовину перегороженную стеной чёрного цвета. А в центре стены на уровне глаз вмонтирована картина, задником к входящему и с единственным небольшим отверстием посередине. На картине изображён закат над морем, но только вместо огромного солнечного диска, уходящего наполовину за горизонт, – глаз. Человеческий или нет – не важно. Как символ. И вот ты подходишь к чёрной стене, приставляя свой глаз к той единственной дырочке и видишь всю эту картину, отражённую в стоящем с другой стороны стены напротив неё зеркале. И твой глаз в этот момент является зрачком глаза на картине. Как-то так получается. Понимаешь? Эй! Ты куда подевалась? Эээй!
Я стал вертеться по сторонам в надежде найти рациональное объяснение таинственному исчезновению моей собеседницы, но тщетно. Как сквозь землю. На всякий случай решил я посмотреть в соседнем вагоне, и когда взялся за ручку, оказалось, что дверь межвагонного отсека была приоткрыта. Но кромешная тьма, зиявшая на меня оттуда, достаточно резко охладила мой пыл дальнейших поисков. Что-то необъяснимо манящее и одновременно пугающее своей неизведанной натурой таилось за этой дверью.
Первой волны обморожение чувств сошло на нет за счёт безграничной фантазии скрывающейся за ней бездны. Лёгкое замешательство для придания остроты момента и радушно-гостеприимное таинства глубокое помешательство. Всё готово! Рука на ручке, правая нога наполовину скрыты в темноте неизведанного, увлекая за собой остальное тело моё и разум. А спонсор нашей трансляции – нахлынувшие воспоминания. Нахлынувшие воспоминания: погрузись в море грёз с головой. Щелчок, поворот – и солёный воздух резким порывом свежести обдаёт с головы до ног. Я до предела наполняю грудь им. Задерживаю дыхание, и вот теперь точно: приплыли.
Вы думаете, а нужно преодолеть это, скомкать и выбросить к чертям собачьим. Безучастные сиюминутные потуги ценою в грош. Там, за этой дверью – гораздо больше чем можно себе вообразить. Оно не делится, не определяется и не находит эквивалентов. Оно просто живёт своей жизнью, неукоснительно следуя непреложным канонам мироздания. В отличие от нас. Её не измерить, она сама есть мера. С ней только слиться безвозвратно следует, и баста! Да, кстати. Мне бы очень хотелось, чтобы это непременно была она.