Время собирать камни
Шрифт:
Но, несмотря на невыразимое облегчение, которое она испытывала при этой мысли, слова тети Шуры не выходили у нее из головы. Что они все не хотят рассказывать ей? Зачем нужно скрывать правду, если все случилось давным-давно? И что, собственно, случилось?
Тоня уже поняла, что Виктор не собирается ничего рассказывать о том времени, даже если она начнет рыдать и скандалить, но почему молчит тетя Шура? И кто, в самом деле, мог ненавидеть их так сильно, чтобы притащить тело несчастной Глафиры в их сад?
Внезапно ее
Тоня быстро настрочила записку Виктору, сунула ее в дверь и торопливо пошла по направлению к дому Капицы.
Час спустя участковый стучался в дверь Степаниды Семеновны.
— Степан, ты, что ль, ломишься? — открывая дверь, прокряхтела Степанида. — Так прошел бы, чай, открыто.
— Я, Степанида Семеновна, человек воспитанный, без приглашения не заявляюсь.
— Знаю я тебя, воспитанный! С чем пожаловал? Опять, что ль, из-за Глашки, упокой господь душу ее грешную? Так я уж все рассказала, только что паренек заходил — ничего я и не видела, и не слышала. Да и не верю я, что ее убили, чего-то ваши напутали.
— Наши не напутали, но я не про Рыбкину. С жильцом вашим поговорить хотел.
— С Женькой? А чего? — насторожилась старушка. — Он мужик хороший, тихий, мне помогает. С работой у него что-то в городе не получается, вот он у меня и живет пока, так я и не нарадуюсь. И душа живая в доме, и помощь от него: вот вчера только чайник у меня возьми да перегори, а он…
— Степанида Семеновна! — прервал словоохотливую старушку участковый. — Ничего плохого я не собираюсь вашему Женьке делать. Поговорить мне с ним надо, вот и все.
— За сараем он, полки мне новые мастерит.
— Полки? Это хорошо, — отозвался Капица и пошел по тропинке в глубь участка.
Степанида осталась стоять на крыльце, с волнением поглядывая в сторону сарая.
Участковый завернул за сарай и увидел Женьку, стоявшего в одной водолазке. Тот вертел в руках небольшую дощечку, поворачивая ее то так, то эдак.
— Что, Евгений Батькович, общественно полезным трудом занимаемся?
Женька вздрогнул, выронил дощечку и обернулся.
— А-а, это вы. День добрый, — кивнул он. — А ко мне ваши уже приходили, спрашивали. Женщину ту, значит, убили?
— Получается, так. А вы ее знали?
Женька покачал головой.
— Слышал от хозяйки про нее, а знать не знал. Я ведь ни с кем тут особо не общаюсь, кроме соседей, конечно. Хотя и с соседями не со всеми получается, некоторые и кивнуть не всегда могут, не то что поздороваться или там поговорить, — он покосился в сторону дома Орловых.
— А
— Да с августа, пожалуй, живу. Точно, с августа. Я в начале месяца приехал, числа пятого, что ли.
— А уезжать, припоминается мне, собирались в октябре? Загостились вы у нас в Калинове, Евгений Батькович.
— Не Батькович, а Григорьевич, — поправил его Женька. — А что, мешаю я кому или прогонять меня собираются? Живу я вроде тихо, ссориться ни с кем не ссорюсь.
— Да я не о том, Евгений Григорьевич, — заулыбался участковый. — Кто вас прогонит? А просто удивительно: приехал человек на два месяца, а живет уж четвертый. И на работу его не тянет, и денег он вроде бы не зарабатывает. Или наследство получили?
«Ну что, Евгений Григорьевич, разозлил я тебя? — присматривался к мужичку Капица. Тот наклонился, поднял доску и аккуратно положил ее на верстак. — Скажешь, чтобы я не в свое дело не лез?»
— Не в наследстве дело, — сказал наконец охотник. — А только что мне в Москве ошиваться? На работе у нас простой, я там сейчас не нужен, да и вообще, я так полагаю, придется мне новое место искать. А деньги у меня отложены были, еще с прежних заработков. Немного, конечно, но хозяйка — человек добрый, много с меня и не просит. Мне тут у вас нравится: и место тихое, и спокойно как-то на душе, что ли, стало. В Москве дерганый был и злой, а здесь пожил — вроде и успокоился. Даже и не знаю, как сказать. Мне, по совести говоря, всегда хотелось в деревне жить, да только денег на дом не было. А тут уж вроде как прижился. Бог даст, и до весны тут останусь, если Степаниде Семеновне не надоем.
Участковый слушал Женьку и понимал, почему Тоня отозвалась о нем с теплотой. И ведь внешне-то нелепый: рыхловатый какой-то, бороденка реденькая — клочки торчат из подбородка, а на щеках щетина, видно, и вовсе не растет. Голос высокий, так что даже удивительно — толстый, в общем, мужик, а только что не пищит. А при том и спокойный, и какой-то уверенный. Словно не просто груши в Калинове околачивает, а нужное дело делает. Впрочем, может, так оно и есть — Степанида-то вон как за него вступилась! Помогает он ей, сразу видно, взять хоть эти полки…
Женька замолчал, взял вторую доску и принялся ошкуривать ее. Капица постоял, посмотрел, а потом спросил:
— А что там с алкашом нашим было, с Евграфом? Чернявская говорит, вроде угрожал он ей.
— Это когда? — удивился было Женька. — А, когда я им забор ставил… Да странный он какой-то.
— Ну-ка поподробней, пожалуйста, — попросил участковый. — Антонина Сергеевна интересные вещи рассказывает, может, и от вас что узнаю.
Но от Женьки узнать почти ничего не удалось. Впрочем, в целом он подтверждал рассказ Тони, только оговорился, что появился тогда, когда старик уже кричать начал.