Время собирать камни
Шрифт:
— Тонь, вот давай только на крик не будем срываться, — покачал головой Виктор. — Подумай спокойно, и поймешь, почему я спрашиваю. Ты достаточно неопытный человек, вдруг кто-нибудь тебя обманул, а ты поверила и собираешься отдать деньги, которые я вообще-то зарабатываю нелегким трудом. А что, если тот человек тебя еще во что-нибудь втянет? Я же о тебе забочусь…
Его голос обволакивал Тоню со всех сторон, и она в очередной раз почувствовала себя дурой, потому что все, что он говорил, было абсолютно неправильно, но ей нечего было ему возразить. Не говорить же, что не нужно о ней заботиться! Виктор приведет тысячу причин, почему он так делает, и каждая будет убедительна.
— Господи,
— На лечение? — удивился Виктор. — Ты же не ездишь больше в центр. И с месячными у тебя все нормализовалось.
— Нет, дело не в этом….
Стараясь упоминать только самое главное и опускать подробности, Тоня рассказала про визит к Антонине. Про то, чем визит был вызван этот, она промолчала — упоминать Глафиру ей показалось как-то… кощунственно. Виктор сначала слушал ее нахмурившись, потом улыбнулся широкой улыбкой, откинулся на спинку дивана и пару раз похлопал в ладоши.
— Ты что? — не поняла Тоня.
— Себе, умному, аплодирую, — объяснил Виктор. — В который раз убеждаюсь, милая моя, что ты человек совершенно наивный, неискушенный и любая шваль может из тебя веревки вить. Значит, резюмирую: ты перестаешь заниматься чушью — это раз. Денег тебе я, естественно, не дам — это два. И ты выливаешь ту ослиную мочу сейчас же в унитаз — это три. И, пожалуйста, больше такой ерундой не занимайся. Все-таки ты же не бабка Степанида, правда?
Он поднял с пола книжку и углубился в нее. Тоня осталась сидеть, словно пришибленная.
— Ты не дашь мне денег? — переспросила она, словно не веря.
— На какую-то фигню? — поднял глаза Виктор. — Нет, не дам. Я тебе объяснил почему. Мне, разумеется, не жалко, но ты своему организму ничего, кроме вреда, не причинишь.
Он опять уткнулся в книжку. Тоня встала и, ничего не соображая, вышла из комнаты. Она поняла хорошо только одно — платить ей за банку нечем и придется нести ее обратно, а сегодня она уже выпила столовую ложку с утра, на восходе. Но ведь месячные у нее теперь приходили вовремя, как обычно, и именно после того, как она начала пить настой. Значит, он помогает!
В каком-то отупении она вышла на крыльцо, но на улице оказалось так темно и холодно, а ветер был таким пронизывающим, что она тотчас вернулась обратно. Оставаться в комнатах не хотелось, и Тоня поднималась на второй этаж, на мансарду, не задумываясь о том, что там пыльно и грязно. Она включила свет в большой комнате, подняла валявшийся в углу стул и села на него. Что делать дальше, она не знала.
Настой ей необходим, Тоня это чувствовала. Говорить Виктору про интуицию было бесполезно, он бы только посмеялся. Убеждать — бессмысленно. Можно, конечно, попытаться занять деньги, а потом понемногу отдавать, но занимать Тоне было не у кого. Родители жили бедно, братья зарабатывали более-менее неплохо, но не настолько, чтобы взять и выложить пять тысяч.
С опозданием она поняла, что ей нужно было просто соврать, и никаких сложностей с деньгами не возникло бы. Скажи она Виктору, что собирается сходить с подружкой в кафе, он ни о чем бы не спросил! Господи, какая она глупая! Тоня обхватила голову руками и замерла.
Вокруг нее были свалены вещи, закрытые пленкой, на которой лежал толстый слой пыли. Здесь, в мансарде, в щели задувал ветер, по комнате гуляли сквозняки, а тусклая лампочка светила так тоскливо, что Тоне стало невмоготу. Она встала, выключила свет, на ощупь нашла стул и уселась обратно. Стало лучше.
Теперь дом словно нависал над ней, но это ее не пугало. Он не был ей враждебным, просто… просто пытался рассказать
Тоня вздрогнула. Она почти уснула, пока сидела на стуле в большой темной комнате, заваленной старыми вещами, и слушала нашептывания старого дома. Она почти уснула, и ей приснились какие-то незнакомые дети, бегавшие по его комнатам, и что-то еще, совсем уж непонятное. «Господи, что я делаю здесь? — ужаснулась Тоня. — Что я делаю здесь, в пустой темной комнате, в которой свищет ветер, в окружении старых, чужих вещей?»
«Ты здесь сидишь, потому что больше тебе некуда податься, — ответила она сама себе, — потому что твой муж отказался дать тебе денег на то, что ты считаешь нужным. Потому что его не интересует твое мнение. Потому что ты полностью от него зависишь». Тоня подняла голову и огляделась. Она прекрасно все видела в темноте, обступившей ее со всех сторон. Злость, которая пыталась всколыхнуться в ней раньше, теперь проснулась окончательно. Что она делает? Сидит здесь и только что не плачет, что ей не хватило ума обмануть мужа! Как унизительно!
Произнося мысленно последнее слово, Тоня словно споткнулась. Унизительно. Ей уже приходило на ум это слово, совсем недавно, буквально вчера. А теперь она снова чувствует себя униженной! В конце концов, просила ведь не о многом, и что получила в ответ? Нравоучения. Отказ, который Виктор прикрыл очередными ненужными фразами, хотя можно было просто сказать «да» или «нет».
Тоня встала и начала кругами ходить по темной комнате. Виктор, услышав снизу звуки шагов, покачал головой — совсем его жена с ума сошла. А та ходила, лавируя между вещами, и ощущала переполнявшую ее ярость. В каком-то озарении она поняла, что, если бы не дом вокруг нее, если бы не его безмолвные рассказы, ей никогда бы не пришло в голову то, что подумалось минуту назад. Но ей было все равно. Точнее, она была даже рада. Дом был ее единственным союзником. Ее, не Виктора, который не умел даже толком согреть его! Это она хозяйка здесь, а Виктор… Тоня усмехнулась, вспомнив, как он всполошился, обнаружив стихи. Постояла минуту у заколоченного окна, глядя в щели между досок, и пошла к выходу. Если бы Виктор увидел в эту минуту ее лицо, он был бы очень удивлен. Женщина, спускавшаяся сейчас с лестницы, не имела ничего общего с той, которая поднималась сюда час назад.
Тоня прошла в зал, остановилась напротив мужа. Постояла молча, дождавшись, пока он поднимет на нее глаза, и только тогда спокойно произнесла:
— Я подумала как следует над тем, что ты мне сказал, и хочу объяснить следующее. Меня не интересует, что ты думаешь по поводу моего лечения. Скажу даже больше: сейчас меня вообще не интересует, что ты думаешь. Я хочу, чтобы ты дал мне деньги, которыми я буду распоряжаться сама, как хочу. Ты будешь выдавать мне ежемесячно… — Она на секунду замялась. — …десять тысяч. Если мне нужно будет еще, я тебе скажу. Я знаю, что такая сумма есть в твоем кошельке, у тебя есть даже больше. Поэтому будет хорошо, если ты завтра положишь деньги на полочку в кухне. И, пожалуйста, все время теперь клади их туда. Ладно?