Время своих войн-1

Грог Александр

Так посреди нелепых, жалких людей умер Сильвестр Ведун, величайший из поэтов, равного которому не видел свет. Как и любой, он не был виноват в своей доле, он сделал все, что от него зависело, искупив зло злосчастием...

* * *

– Молчуна спроси!

– У него спросишь! Света не выпросишь... Затмение ходячее...

Характер рождается под небом. Под общей крышей характера не совьешь. "Четвертый" с детства вбил в себя едва ли не главное: под небом каждый человек - учитель. Один научит выбивать зубы, другой их заговаривать, третий - растить зубы по всему телу.

Беды и удачи ходят стаями. В беду тебя затягивает и надо

вырываться, в удаче - удержаться, бежать с теми, кто средь общего ухватил удачу за хвост, держится, сколько дыхалки хватит. Федор считает, что ему повезло. Нашел собственную стаю. Здесь такие же, как он. Способные все вынести, а значит, способные решиться на все. Всяк в своем деле мог бы стать выдающимся, если бы принадлежали самим себе, если бы только "пользовались", тратились на самих себя, на собственное благополучие.

Для "Четвертого" все равны, кроме Сергея Извилины. И еще, быть может, Петьки-Казака. Казак ему, "Четвертому", едва ли не зеркало, Извилина для него едва ли не бог.

Настоящие люди рождаются для легенд.

Федя-Молчун робеет перед Сергеем и всячески его опекает, стараясь делать это незаметно. Началось с того памятного приказа, когда Седой, передавая дела Георгию, подозвал Молчуна, и (втихую от всех) сказал: "Что бы впредь не случилось, ты, главное, Серегу береги!" - и не стал ничего объяснять, будто и так все ясно должно быть. Получилось, что как бы последний свой приказ по группе ему, Молчуну, и отдал. Потом много еще чего было. Было и такое, что даже вспоминать нельзя - запрещено. Но, по правде, и не хочется. А после того кровавого пакистанского дела, и Георгий (когда остались наедине) сказал свое насчет Извилины - едва ли не слово в слово повторил то, что раньше говорил Седой, только собственного добавил - что, при случае, когда станет выбор, выручать не его, Командира, ни кого-то еще, а Извилину, потому как он, Извилина, гений, а Руси больше гениями разбрасываться не должно, как бы на таланты она богата не была, но такое сегодня особо затратное - пришли такие времена. Еще сказал, что мало кто способен видеть выход в безвыходных ситуациях, моментально остальных в этом убедить, да в эту "щель" втолкнуть. И раз уж Молчун с ним в паре, то пусть идет с ним до конца жизни - только своей собственной, а не Серегиной - эту положено спасать. Командир на тот момент был "не в себе", но тогда все были "не в себе"...

Сейчас, так получилось, снова под Седым сошлись, но Георгий - командир по-прежнему, а Седой, вроде как, зампотылу сделался и еще консультантом по делам давним. Седой про давний разговор об Извилине не напоминает, Георгий тоже не вспоминает, но Федор, как был с ним в паре, так и оставлен. А это значит, что приказ все еще действует. Да если бы и не действовал, все равно, теперь для Федора Сергей-Извилина главнее всех, и не потому, что тот приказ был дан на "горячем", а на пороге смерти не лгут, а сам увидел...

"Левая рука" расчищает подходы, "правая" - уничтожает то, к чему так стремились, ради чего живут. Никто столько не бегает, как пластуны "левой руки". Никто не знает так много, как пластуны "правой". Федя с Сергеем по группе - "правая рука". Минирование не терпит суеты. И вообще нетерпеливых, суетных. Федор подошел. И Сергей подошел. Здесь не нервы - стальные канаты нужны. В паре работают - в четыре руки, и раздельно тоже. У Сергея мозг очень быстрый, как ни у кого, а у Федора - пальцы: каждое движение точнейшее, ни на миллиметр не отклонится, с полуслова напарника понимает. Как никто понимает...

Каждый еще в армейской своей песочнице был выловлен среди других "нестандартных личностей" внимательным, натасканным взглядом. Спешили... Готовили фактически смертников, облагораживая их идеей, не скупясь на воинские звания, лепя офицеров, словно в войну - после курсов "ускоренной подготовки".

США, считающие, что им до всего есть дело, развернули на территории Западной Германии три базы, на которых расположили свои передвижными ядерные комплексами ракет средней дальности "Першинг", а потом, после существенной доработки, их более коварный вариант "Першинг-2", предназначенный специально для "вскрытия" глубоких высокозащищенных командных пунктов. Как тут не заволноваться? Спешно изыскивались меры противодействия.

Есть такие редкие подразделения, где инициатива не наказуема, а поощряется. Войны не начинаются внезапно, каждой предшествует период тревожного ожидания, когда дипломатам кажется, что они могут еще что-то уладить, лидеры, каким объемом информации они бы не владели, пытаются держать уверенный вид, а остальным же - исполнителям, которым приходит приказ готовности, кажется, что это сон, что все это происходит не с ними.

Феде очень нравится девиз подразделения: "Максимальный ущерб минимальными средствами!" - совсем не отличающийся от логики рукопашного боя, от его, Фединого, понимания этой логики. Люди удивительно похожи на вещи, которые они делают. У каждого свой запас прочности, свой срок, но все можно разрушить враз, если ударить по определенному месту. Федор со всей страстностью, как умеет только он, отдается взрывчатке, взрывному делу - видя с собой много общего. Взрывчатка тоже может быть разной - мягкой, пластичной, податливой и неподатливой, растекаться, рассыпаться, жесткой, что не сковырнуть, такой, с которой можно делать что угодно - колоти сколько влезет, и гремучей, что взрывается от упавшей на нее капли... С запахом, без запаха, с вкусом, без вкуса. Но итог один - служить взрыву. Совсем, как он.

Федор любит "классические вещи". Если попробовать "на зуб" кусок тола, те брикеты, что остались с большой войны, что обклеивались бумагой и так были похожи на хозяйственное мыло - то вкус сладковатый, а на месте, где куснул, остаются красивые розовые борозды зубов...

Федор часто думает о той, прошлой войне, которая когда-то коснулась всех... Война сегодняшняя тоже всех коснулась, но ее не замечают - она химическая, не калечит тело, а наперво разрушает мозг, душу. Так ему кажется...

Извилина - особый. Извилина душу очищает.

Еще Извилина моментально понимает то, что еще никто не понимает и умеет "держать лицо" не хуже самого Федора.

Только раз Федор изумился, когда смотрели хронику - про то, как стали рассыпаться те самые две Нью-Йоркские башни - на лице его, обычно бесстрастном, отразилось удивление.

– Направленный каскадный взрыв!

Все тогда переглянулись. Не понимая еще - почему? Зачем взрывать своих людей? Лишь Извилина все сразу понял и, выстраивая собственную логическую цепочку, восхитился изяществу операции. Объяснил свое понимание - не поверили, даже ему не поверили, только Федор поверил, а полгода не прошло - все подтвердилось. Самострел! Израиль расстарался для своего главного стратегического партнера...

– -------

ВВОДНЫЕ (аналитический отдел):

2007 июнь

На специальном заседании Конгресса США, посвященном 40-летию Шестидневной войны, конгрессмены единогласно проголосовали за признание Иерусалима официальной столицей Израиля и призвали президента США Джорджа Буша перенести в Иерусалим американское посольство. Кроме того, конгрессмены обратились к мировому сообществу с требованием признать Иерусалим официальной столицей Израиля. На сей раз законодательная власть предложила исполнительной взаимовыгодный обмен: Белый дом перемещает посольство в Иерусалим, а Капитолий взамен за это одобряет новый бюджет на содержание Госдепартамента США, превышающий 4 миллиарда долларов.