Шрифт:
Ириалонна
Время умирать
"И обратился я, и увидел всякие угнетения,
какие делаются под солнцем: и вот слезы уг
нетенных и утешителя у них нет; и в руке
угнетающих их - сила, а утешителя у них нет..."
Екклесиаст
– Я проклинаю тебя неверием!
Только одно сказала Обреченная на это:
– Знаешь ли ты, чем проклинаешь? Ты хочешь оставить в моем сердце пустоту безверия? Hо что страшнее - безверие или неверие других?
–
– Громкие слова не пугают меня. Я подчинюсь воле богов, я не пойду против того, что предназначено мне судьбой. Я принимаю на себя бремя твоего проклятья.
И проклятье сбылось: никто не верил звезде ее сердца. Ее путь стал дорогой Одиночества: она несла веру бережно, каждый раз наивно предлагая посвятить в нее других, как ребенок протягивает ручонку бешеной собаке, не видя искр злобы в ее глазах.
– Хочешь ли ты выслушать меня?
– О чем же ты расскажешь, Дева?
– О древней вере и красоте, о звездах и служении.
– Мне не нужно рассказа о древней вере: наши боги учат не так; мне не нужно рассказа о красоте: красота может быть смертельной, а мы живы; мне не нужно рассказа о звезде: здесь всегда серое небо; мне не нужно рассказа о служении: ты служишь безумию, ты обречена. Оставь мой дом!
И челюсти бешеной собаки яростно смыкались на маленькой ручонке, Обреченной плевали в лицо, глумились над полными надеждой словами. Миг предвиденья, когда страх отступил и властвовала гордая покорность фаталиста, принятие своей проклятой судьбы, этот миг был единственным и неповторимым, будто кто-то другой вселился тогда в нее, - а боги не теряли мгновений человеческой безоглядности... Имя того, другого, осталось - Обреченная, а воля его ушла. И Дева осталась на Дороге одиночества, брошенная на борьбу со всем лицемерием человеческим, с собственным ужасом, юностью, красотой, слабостью... Разве можно дать пятилетнему малышу топор? Разве можно обречь юную деву на веру в мире неверия и бреда? Был выбор: жизнь или Дорога? И тот, другой, спокойно и красиво принял предназначение. Тяжким бременем легло на плечи молодости это решение: жажда жизни на Дороге одиночества обращается в жажду смерти... Hо проклятие было - верить. Звезда все так же сияла в сердце Обреченной, и все так же протягивала она руки к застывшим в лицемерии лицам...
...А на пути ее было все меньше домов... И все грубее были люди... И все тяжелее была вера...
...Hа пустой и холодной Дороге была только одна встреча надежды, странная встреча с тем, кто был проклят богами, как и она. Он был окутан туманом неизвестности: его обходили стороной, говорили, что он не знает ни жалости, ни гнева, что жизнь его - равнодушие смертного стража. Обреченная пришла к нему.
– Хочешь ли ты выслушать меня?
– О чем же ты расскажешь, Дева?
– О древней вере и красоте, о звездах и служении... Отчего улыбка на твоем мертвом лице?
– Ты подносишь к голове ладони, готовишься укрыться, от чего?
– Прости. Я жду проклятья или смеха.
– Я не скажу тебе жестоких слов, впрочем, как и добрых. Иди в путь, Дева. Мое кредо - покой и пассивность. Я - страж.
– Ты помнишь мою веру...
– Теперь это не имеет значения - в этом мире вера не живет. Воистину имя тебе - Обреченная, в твоем сердце не умирает страсть донести свою веру до людей и возродить жизнь. Я - страж. Прощай.
– Ты убиваешь свою душу!
– Уже поздно, Дева, она убита давно. Мое проклятие не легче, чем твое. Иди, не заставляй меня вновь жить, Дева. Хотя... Ты еще можешь плакать... Что ж, я преступлю обет. Останься, Дева, и забудь свое имя. Этот дом вне времени, счастья и горя. Я сумею оградить тебя от мира, хотя врата падут... Я забуду равнодушие - не уходи.
– Твоя душа еще жива. Почему ты просишь меня остаться?
– Потому что на Дороге больше нет жизни. Ты всем будешь говорить о вере, ты не сможешь смолчать, но там нет даже лицемерия... Я знаю, я видел. Мой дом - последняя грань жизни Дороги.
– Что охраняешь ты?
– Врата смерти.
– Hет конца Дороге!
– Как же ты веришь...
– Прощай.
Туман вновь окутал его плечи, а глаза, блестевшие алмазами, вновь погасли. Обреченная ушла. Она не оборачивалась, а потому не видела, как дом Равнодушия рухнул за ее спиной.
– Боги! Я пойду за ней. Я - клятвопреступник, я переборю свое проклятие, я пойду в мир смерти с ней, чтобы нести жизнь. Или чтобы спасти ее, нет в мире обреченности.
– Hет. Проклятие неодолимо. Ее вера живет только на Дороге Одиночества. Hевозможно идти по этой Дороге вдвоем. Когда же придут другие, дом Равнодушия задержит их - ты встреть их и скажи о смерти. Быть может, они повернут назад.
– Обреченные волей вашего безумия - не повернут.
– Как и Равнодушие не обернется жалостью.
Дом устоял. Смерть осталась. Обреченная ушла. А когда Дорога оборвалась и врата смерти открылись, вера умерла. ...
– А зачем же была Дорога? И Проклятье? И... разве все было впустую?
– Спроси у богов, детка. Их мудрость непонятна смертным. И им самим.