Время ушельцев
Шрифт:
Шли годы, росло и ветвилось Мировое Древо, и беспечальной была юная жизнь.
Но случилось так, что один из Младших богов, чье имя с тех пор неназываемо, возжелал власти над всеми мирами Древа. Всеотец хотел до Конца Времен восседать в своем хрустальном чертоге в окружении миллионов и миллионов любящих и любимых детей — этому же нужны были лишь послушные рабы, слепо исполняющие его волю. И он провозгласил себя Владыкою Судеб.
На стенах глубочайших подземелий нарисовал он могучих воинов и, вдохнув в них некое ублюдочное
И тогда были откованы Хрустальные Мечи, предназначенные сокрушать лишенные сущности пустые формы. Ибо лишь пустыми формами были воины Врага — и они были сокрушены.
Но нельзя уничтожить несуществующее. И потому, победив, самой победой своей Младшие боги признали, что в мире могут быть воплощены формы без сущности — может существовать Пустота.
Горько оплакивали они оскверненный и искаженный мир, не в силах более взирать на свои хрустальные клинки. И Младшие боги отдали их Детям Творца, дабы хранили они Древо от новых искажений.
Один из таких мечей с незапамятных времен хранился в фамильной сокровищнице герцогов Бьорнингардских…
Колокол на башне возвестил о закрытии ворот, когда Странники были уже ввиду города. Четверо из Старого Метро глядели на его зубцы во все глаза — они никогда еще не видели города, полностью окруженного стенами. Трое остальных, впрочем, были удивлены не меньше — подъемный мост через городской ров был по-прежнему опущен, и охраны не было видно. А вот для нагнавшего их светловолосого гиганта, опоясанного широким мечом, это зрелище, похоже, было уже привычным. Дружески кивнув ведьме, он подошел ближе и спросил:
— Что, опоздали?
— Опоздали! — Эленнар безнадежно махнул рукой.
Но светловолосый глядел не на Эленнара, а куда-то мимо него — на быстро движущиеся пальцы Даэры.
— Пойдемте. Я вас проведу, — сказал он странно изменившимся голосом.
До самых ворот не было произнесено ни слова.
«Край непуганых идиотов! — мрачно размышляла Хириэль. — Мост не подняли, охрану на стены не выставили… Ох, сейчас мы их всех напугаем!»
Стук тяжелого кулака в ворота прервал ее мысли.
— Пач-чему в неурочный час? — рявкнул изрядно пьяный стражник. — А, это вы, господин советник. А эти с вами?
— Со мной, — ответил советник.
Ворота открылись чуть пошире.
— А вы в гости к господину советнику или по делу?
— По делу! — отрезал светловолосый.
— Тогда с вас семь тинко деловой пошлины, да еще пять на благоустройство города. Итого двенадцать.
— Что?! — советник почти не повысил голоса, но стражник даже присел со страху. — Сколько, ты сказал?
— С-семь тинко деловой пошлины…
— С герцога получишь, когда протрезвеешь.
— В-вы… к его светлости?
— А что, он до утра не принимает?! Разбудить! Гонца к нему послать! Драть вас, мерзавцев, некому!
— С-соблаговолите подождать в кордегардии… — пролепетал испуганный стражник.
— Это в караулке, что ли? Где это вы еще таких слов нахватались… Ладно, пшел!
Проводив убегающего взглядом, они вошли в боковую дверь возле ворот.
Под потолком плавали густые облака сизого дыма, вонь от портянок и сивушного перегара стояла такая, что хоть алебарду вешай, а стены были густо изукрашены надписями — половина из них ругательски ругала службу, его светлость герцога и чудесный город Бьорнингард впридачу.
— Вот ежели примем по одной, то будем друг друга это… уважать, — невнятно поучал кого-то в углу седой стражник. — А ежели по окончании смены еще, тогда можно и жену повоспитывать по толстой роже.
«Угу, — подумала про себя Хириэль. — Жаловаться некому и бессмысленно».
— А ежели ты с утра встать не можешь, то, опять же, это… лечись, — продолжал пьяный. — Подлечишься — и сюда. Пришел — значит, пришел, а прочее никого не это… не волнует. Хошь — валяйся тут, хошь — заступай. Пропустишь кого — тоже не беда. Коль выпил — простят. Скажешь, пьяный был, ничего не помню.
— А ну как не простят?
— Кто? — искренне удивился пьяный. — Герцог, что ль? Дак его светлость сами не просыхают. Недавно каким-то из Цельзиана хрустальный меч пропил, теперь гуляет. Пондравилось им. Светится. Ну, светится и светится, а что с того толку? Так что не бойсь, н-наливай! Во шкалики шкаликов — оп-прокинь!
Даэра незаметно тронула руку советника. Тот кивнул головой, показывая, что слышал, и вновь углубился в созерцание нарисованных на стене женских частей, пока грохот сапог не оторвал его от этого занятия.
— Господин советник! — доложил примчавшийся. — Его светлость герцог просили передать, что никого не принимают, у них приступ.
— Приступ этой болезни называется «запой». Доложи, как положено.
— Так что у его светлости запой, он никого не принимает.
— Понятно. Ступай и отопри ворота, мы пойдем дальше.
— Подождите, я сейчас, — сказала Даэра и, шагнув к седому стражнику в углу, обратилась к его собеседнику. — Ну-ка, подойди поближе!
— Ведьма? — молодой парень мгновенно протрезвел.
— Смотри сюда! — Даэра устремила магический жезл прямо на него.
— Не буду! Не хочу! Не боюсь! — выкрикивал парень, но его глаза были уже намертво прикованы к полированному бронзовому набалдашнику. — Я знаю, ты посвящена в эту чепуху! Я не верю! Не верю! А… что тебе угодно, владычица?
— Мне угодно, чтобы ты завтра утром проспался, пошел на базар и кричал там до вечера: «Горе тебе, Бьорнингард, ибо Пустота поселилась в твоем сердце!» Когда солнце зайдет, поступай, как знаешь. Пошли, я все сделала, — сказала ведьма, пряча жезл. — И подумать только, что я когда-то жила среди них!