Время ушельцев
Шрифт:
— Прошу прощения, разрешите сначала рассказать последние новости. Сегодня ночью подожгли «Иггдрасиль».
— Что?
— Подожгли с применением спецсредств на основе белого фосфора. У меня до сих пор ладони светятся.
— Даже так… — Коптев некоторое время молчал. — У меня тоже есть новости. Удалось выяснить, кому принадлежит номер серых «жигулей».
— «Восьмерки»?
— Так точно. Гражданин Бобков Геннадий Нико…
— Что?! Поломатый?
— Но тут есть одна маленькая подробность, — усмехнулся Коптев. — Машину эту, по данным ГАИ, он разбил вдребезги еще зимой. Сто десять по обледеневшему
— Н-да… И никаких следов. Профессионал.
— Отсутствие следов — это тоже след, — произнес Коптев. — Профессионалов на свете не так уж много.
Дядя Слива, его любовь и смерть
Владимир Николайчук был слесарем шестого, то есть наивысшего, разряда. На «Антаресе» он трудился уже двадцать два года, по работе характеризовался только положительно, к уголовной ответственности не привлекался — в общем, идеальный герой для производственного романа.
Но в жизни идеальных героев не бывает. Не был им и Николайчук, фамилию которого, кстати, немногие помнили. Да и эти немногие знали его в основном как дядю Сливу.
С каких пор его нос начал приобретать характерный пурпурно-фиолетовый цвет, на «Антаресе» давно уже все позабыли. Времена, когда дядя Слива не закусывал, а обедал, отошли в область преданий лет пятнадцать тому назад. Короче говоря, человек по имени Владимир давным-давно умер, утонул, растворился в бездне алкоголя. Остался слесарь шестого разряда дядя Слива.
Руки его по-прежнему были руками мастера — только за это его, скорее всего, и терпели.
Но всему на свете рано или поздно наступает конец. В понедельник, первого ноября, мучимый страшным похмельем гражданин Николайчук во время обеденного перерыва вышел из проходной, проник на заводскую свалку, разыскал там две платиносодержащие термопары и при попытке их выноса был задержан.
Как явствовало из его показаний, с пятницы по понедельник включительно он ничего не ел, а только пил водку, вино, клей БФ-2 и жидкость для мытья окон. Коптева уже начинало мутить, и лишь огромным усилием воли он мог заставить себя слушать.
— Да, значить, встал я с утра, поблевал и пошел. А башка трещить, и денег, значить, даже на пиво нету. Прихожу на завод. Где Борис Федорович? А мне говорят: «Дядь Слива, ты что, забыл? Ты ж его еще в пятницу употребил». Ну что делать? Отработал кой-как полдня. А башка опять же трещить. И с деньгами — беда.
— С деньгами — это еще ничего, — поддакнул Коптев. — Без денег хуже.
— Вот и я говорю, значить, — продолжал дядя Слива, закуривая уже третью папиросу подряд. — Надоть хоть на пиво. А того мужика, которому я платы носил, уж который месяц не видать.
— Какие платы? — равнодушно поинтересовался Коптев.
— Да эти… електронные, с транзистерами. Их на свалке до хрена, дак ко мне один мужик прицепился: достань и достань. Ему, видишь ли, транзистеры зачем-то нужны были. Дак я ему полсвалки вынес. А что? Они ж выброшенные. Тогда как раз в цехе радиооборудования был большой заказ на эту, как ее, на модернизацию, платы эти то бишь на новые меняли, а старые, значить, на помойку. Транзистеры, говорят, ерманиевые, устарели, значить, их применять нельзя. А ему зачем-то они понадобились. Ну, я ему и носил, они ж выброшенные.
— А потом? — Коптев уже не скрывал своего интереса.
— А что потом? Потом он сказал: «Все, хорош». Больше, грит, меня не ищи, будешь нужен — сам найду. И отвалил прям по-царски. Поди ж ты, думаю, сколько платят за барахло со свалки. А ведь там много чего, ежели порыться. Вот хоть та же платина, она ить дороже золота…
Короче говоря, дядя Слива решил заняться личным бизнесом. Покупателей он нашел довольно быстро, да это было и несложно — на площади между железнодорожным вокзалом и гостиницей «Пошехонье» можно было продать и купить все, что угодно. Имени своего гражданин Николайчук потенциальным покупателям не называл — на это у него ума еще хватило. Зато он допустил непростительную оплошность в другом: назначил им встречу возле завода сразу после смены. Неудивительно, что граждане Кавтарадзе А. Р. и Гогишвили Г. В. знали его исключительно как «хромого с «Антареса». Хромать он, кстати, начал после того, как несколько лет назад приложился спиной об лед и повредил позвоночник.
Фотографии вышепоименованных граждан дядя Слива опознал безошибочно. На этом Коптев посчитал свою миссию законченной и велел отправить подследственного в камеру.
«Довольно-таки странная картина вырисовывается, — размышлял полковник по дороге домой. — Покупатель негодных плат. Зачем они ему в таких количествах? Хотя ясно зачем: германий является стратегическим материалом, он больших денег стоит. Так что, скорее всего, имела место контрабанда.
Далее. Со слов гражданина Николайчука, оный покупатель — мужчина лет 40–45 с квадратным лицом, короткой стрижкой и горбатым носом. Те же приметы неофициально указывал Сергей Иноземцев по кличке Митрандир.
Та-ак… Тогда за этим человеком еще и убийство. По меньшей мере одно. И покушение на второе, которое сорвалось по независящим от него обстоятельствам. Попросту потому, что инвалид афганский войны Сергей Иноземцев был прежде офицером воздушно-десантных войск. И не просто офицером, а, подчеркиваю, с опытом боевых действий.
Ну хорошо. Если я прав и речь идет об одном и том же человеке, тогда появляется еще одна примета. Серые «жигули» восьмой модели с липовым тьмутараканским номером. Кстати, тут наш горбоносый приятель допустил маленькую ошибку. В Тьмутаракани на такую машину никто даже и внимания не обратит. Чего ни в коем случае нельзя сказать о городе Приозерске Ленинградской области близ финской границы.
Серый «жигуленок». «Жигуль-убийца». Самый страшный цвет, между прочим. Люди со слабым зрением это очень хорошо знают: на мокром асфальте серая машина практически сливается с фоном. А если она еще и едет быстро… Ехал «жигуль» и сбил человека. Был человек — и нет человека. Серый такой «жигуль», восьмой модели. Сбил и уехал, даже не затормозил.
Что?!
Ну, точно. Два с небольшим года назад на улице Флерова серый автомобиль марки «жигули» сбил молодого парня, личность которого так и не удалось установить: на следующий день он исчез из реанимации, и больше его в городе никто не видел. И, кстати, у него для этого были очень серьезные основания. Двести с лишним граммов золота в виде монет неизвестной нумизматической науке чеканки, спрятанные в поясе.