Время ушельцев
Шрифт:
— Вот уж не думал, что мне доведется попасть в добровольцы, — мрачно усмехался Митрандир. — Да еще без автомата.
Галадриэль непроизвольно глянула на свисающий с его правой руки плащ, под которым — она знала — скрывалась сабля. Та самая и все-таки немного другая: сутки назад этим клинком был убит враг.
— Когда я кончала институт, у нас многие в горячие точки набивались, — сказала она. И немного погодя задумчиво добавила:
— Ну вот. Сбылась дурацкая мечта. А что мы теперь делать будем?
— В смысле? — поинтересовался Митрандир.
—
— А, вот ты о чем, — понял Митрандир. — Да нет, почему же. Перевороты, они жизни не отменяют. Понимаешь? Я ведь об этом думал еще тогда, когда по госпиталям да санаториям валялся. Сначала — в Ташкенте, потом — в Москве, потом тут, неподалеку, долечивался. Ну и долечился. В двадцать шесть лет вторая группа пожизненно. Перегреваться нельзя, переохлаждаться нельзя, больше пяти килограммов поднимать нельзя, а пить можно только витамины. И еще это… на бульваре с пенсионерами в домино играть! — саркастически добавил он. — Ну скажи на милость: на хрена мне такая жизнь?
Митрандир горько усмехнулся.
— А тут мне еще квартиру дали, как инвалиду войны, — продолжил он. — Чего я там с друзьями да с подругами устраивал, это никаким пером описать невозможно. Только мелом и только на заборе. И вот году в восемьдесят восьмом забыл у меня кто-то книжку. «Хранителей» Толкиена. От не фига делать начал читать: как Фродо отца своего приемного провожал, как он потом с тем Кольцом сам уехал, как его назгул ранил… И вот, когда его раненого в Раздол несли, я все думал: откуда? Откуда Профессор это все знал? Ведь этого же нигде не вычитаешь, это только мы, военные, про себя знаем! Понимаешь?
Некоторое время Митрандир молчал, потом немного смущенно продолжил:
— Предисловие я, конечно, прочитал в самую последнюю очередь, там же написано, что он тоже на войне был. Нет, я еще выкарабкивался довольно долго, но тогда Профессор помог мне дышать. Начал я читать все подряд, лишь бы по теме. Как увижу что-нибудь про средневековье, так у меня сразу же и ушки топориком. И вот как-то на лотке купил я одну милую вещицу. Автора не помню. Называлось это безобразие так: «Мартин Хайдеггер и философская мысль древности».
— Что, даже и до этого дошло? — прыснула в кулак Галадриэль.
— Угу, — признался Митрандир. — Тягомотина редкостная. По жанру — мысли какого-то Рассякого о том, что думал Хайдеггер про то, что думал Платон, Протагор и еще Диоген его знает кто по поводу философии. Да, так вот этот Хайдеггер учил, что-де самое главное, что происходит в современности — это распространение не техники даже, а постава.
— То есть? — недоуменно произнесла Галадриэль.
— То есть сейчас никакая вещь не может быть просто так. Все должно быть поставлено. Ну, то есть, описано, изображено, приведено в систему, представлено, предоставлено…
— Кому предоставлено-то?
— А вот это и есть главный вопрос. Вообще он, Хайдеггер то есть, обожает безличные обороты, но, судя по намекам, все должно быть поставлено на службу человеку. Как в том анекдоте: и мы, товарищи, этого человека знаем.
Галадриэль заразительно расхохоталась.
— Только ерунда это все на постном масле, — усмехнулся Митрандир. — Я это понял вот только вчера, когда мы с Фаландом в Альквэармине беседовали. Человеку, да? — его глаза торжествующе сверкнули синим пламенем. — А хрен-то! Человек, ради которого как будто бы все, на самом деле тоже должен себя поставить! Чтобы успевать все больше, все полнее без остатка и себя, и вещи через себя предоставлять! А кому? Нет, ты посмотри вокруг себя!
Галадриэль непроизвольно оглянулась через плечо. Темнело, и за окнами квартир уже зажигались радужные экраны телевизоров. РТР, ОРТ, ТВ-6, местная телепрограмма, дециметры, спутниковые тарелки, кабельное телевидение… Все быстрее, все совершеннее, все полнее. Словно какой-то абсолютный бесконечно впитывающий взор, перед которым… да, перед которым все должно быть поставлено. Черная разверстая пасть. Вселенский Мальстрем, в чудовищную воронку которого падают люди, материки, планеты, звезды, галактики, миры…
— Тихо. Без паники, — Митрандир плотно стиснул ее руку у плеча. — Одна шайка потребителей свое уже получила. И с остальными то же самое будет, если вовремя не одумаются.
— Тот Хайдеггер в конце концов, знаешь, до чего договорился? — добавил он немного погодя. — «Бытие определяется ничто, ничто — бытием. Точно так же истина в своей бытийной сущности есть не-истина, то есть истина всегда соотносится со своей противоположностью — не-истиной — и предполагает ее». Как тебе этот пассаж? Совсем как в той хохме про двух богов: один — истинный, а другой — неистинный. И оба требуют жертвы. Ничего, да? А, кстати, мы вроде как уже пришли.
Он остановился перед подъездом и высвободил левую руку.
— Мне так страшно, — призналась Галадриэль. И немного спустя добавила:
— Я все боюсь, что ты уйдешь. Так не хочется тебя отпускать…
— Торопиться хорошо изредка, — медленно произнес Митрандир, глядя прямо в ее темные глаза. — А хочешь, мы с тобой поженимся? Ты знаешь, я ведь об этом думал еще тогда. Под крепостью…
«…чтобы быть там, где мы хотим!»
— Горько! Горько! Горько! — отчаянно вопили гости.
Митрандир обнял Галадриэль и поцеловал ее — раз, другой, третий…
— Пропивай, пропивай своего братика, — злорадно приговаривал Хугин, подливая вино Луинирильде.
— А будешь приставать, мы вас с Аннариэлью поженим, — посмеивалась Луинирильда.
— А не пойти ли нам покурить? — громко предложил кто-то из гостей.
Воспользовавшись общим столпотворением, Митрандир быстро допил свой бокал и выскользнул в коридор.
— Дмитрий Федорович, добрый день! — кивнул он Коптеву. — А то мы с вами даже и поздороваться не успели. Как там на службе-то? Сняли с вас обвинение?