Время ушельцев
Шрифт:
То ли от страшного напряжения сумасшедшей гонки, то ли от чего-то еще — но у него открылись сразу две старые раны: та, что нанес ему когда-то гнуснейший из порченых людей, и другая, легшая поверх первой два года спустя на вздорной дуэли.
— Ты лучше спроси, чего это стоило ребятам! — возмутился Тилис. — Семерых на руках из трюма вынесли! И это с одного «Блистающего»!
— Двое сегодня ночью умерли, — добавил Кэрьятан. — Остальным к утру вроде бы стало немного легче.
— Давайте лучше подумаем, чем это грозит Древу, — попытался перейти к делу Фаланд. —
— Оо! — простонала Хириэль. — Ну конечно! Ведь по такому Пути в год Орденской войны Митрандир из Верланда ходил!
— А тархили ирхивэ! — крепко выругался Фаланд. — Силанион! Что же ты ничего не сказал? Ты же глава всех Странников, ты обязан был знать!
— Забыл! Забыл, как распоследний новичок! — Силанион в отчаянии закрыл руками лицо.
— Подождите. Как я понимаю, все произошло из-за того Пути, который мы не закрыли, — произнес старик с длинной седой бородой. — А если его переисполнить в другое место и освободить осколок?
— Нет, Бассос, это не годится, — возразила Хириэль. — Переисполнить его мы, наверное, сможем, тебе виднее, ты же Мастер Путей. Вот только куда? В Нирву? Знаешь, по-моему, Стражам Нирвы такой подарок тоже ни к чему. Если уж браться за этот Путь, то его надо не переисполнить, а закрыть. А осколок разбить на куски и убрать.
— Замусорить Верланд? — Фаланд с сомнением покачал головой.
— Я же говорю: разбить на части и убрать.
— Да, но для этого потребуется не одна сотня лет. А есть ли она у нас?
— Не знаю пока, — честно призналась Хириэль. — В Верланд сейчас пошел Ридден. Он должен это выяснить. Но в лучшем случае он вернется только завтра.
— Хорошо, — согласился Фаланд. — А если все-таки он выяснит, что этих нескольких столетий у нас нет?
Входная дверь с шумом распахнулась. На пороге стоял мужчина, настолько широкий в плечах, что, казалось, эта дверь слишком мала для него. Но лицо его было бледным, огромные мускулистые руки не находили себе места, а в темных расширенных глазах метался пережитый кошмар.
— Ридден! — ахнула Хириэль. — Что случилось?
— Все. Поздно, — медленно произнес Ридден. — Верланд уничтожен Темным Пламенем.
Темное Пламя, или Крестовый поход идиотов
— Блестящая победа доблестной российской ар… хр… — фраза оборвалась на полуслове.
Ингвэ покрутил настройку, но не смог поймать ничего, кроме треска и шума.
— Да плюнь ты, государь, на этот приемник, он нашей эпохе несозвучен, — иронически предложил Митрандир. — И вообще, ну их всех вместе с их липовыми победами!
— Почему липовыми? — удивленно спросила Лусиэн.
— А потому, что после блестящих побед не меняют министра обороны четыре раза за полтора года. Это во-первых. Во-вторых, мне что-то не верится, что один десантный полк может взять такой город за полчаса. Я же сам был десантником, в конце концов. Я же знаю, сколько потребовалось сил и крови, чтобы взять Кабул. А если кто-то врет в одном — значит, он врет во всем. И вообще, победа создается не в бою, а в мирное время. А мы в мирное время пустили свою страну в распыл, и если что сделали качественно, так вот именно это. Ну и откуда при таком раскладе возьмется блестящая победа? Из гнилого воздуха, что ли?
Митрандир саркастически хмыкнул.
— А, кстати, что это мы обсуждаем здесь всякую дребедень? — неожиданно спросил он. — А не выпить ли нам за здоровье государя и его… это… августейшей супруги? А то, может, и покрепче чего-нибудь найдется? Черт с ним, с приемником, сломался так сломался!
Митрандир не знал и не мог знать, что всего несколько минут назад в московское метро торопливо вбежал мужчина лет сорока без особых примет, только что забывший в троллейбусе свой чемоданчик — небольшой, но очень тяжелый.
Троллейбус проехал еще метров двести. Потом в «забытом» чемоданчике сработала какая-то механика, замкнулись два посеребренных контакта, и центр Москвы мгновенно исчез в пламени и грохоте ядерного взрыва.
Две минуты спустя начальник Генерального Штаба, успев понять только одно — биармийские террористы нанесли ядерный удар по Москве — открыл другой чемоданчик, тот самый, о котором многие слышали, но никто и никогда не видел в действии.
Через тридцать четыре минуты после взрыва стратегические бомбардировщики, сбросив свой груз на биармийскую столицу, круто развернулись и пошли на снижение, набирая скорость.
Через сорок одну минуту в старинном особняке на противоположной стороне земного шара пожилой человек в строгом костюме с усилием произнес:
— Люди, способные сбрасывать атомные бомбы на свои же города, тем более способны сделать это и с чужими. Мне тяжело было принять это решение, но все же я поступаю так, как мне подсказывает моя совесть и мои понятия о добре и справедливости. Россия должна быть стерта с политической карты мира!
И по обе стороны океана — сначала по одну, а несколько минут спустя по другую — из глубоких бронированных шахт вынырнули тупорылые тела баллистических ракет.
Города вспыхивали, как свечи. Горело все, что могло гореть — дерево, пластик, асфальт, арматура. Тысячи исполинских костров сливались в один, и колонны пламени с торжествующим ревом устремлялись вверх, замазывая черной сажей небо и солнце. А вокруг порхали ночными мотыльками столбы, крыши, автомобили, вагоны — и тут же истаивали во всепожирающем пламени. В реках бурлили струи кипятка. Земля раскалывалась под чудовищными ударами, хороня заживо тех немногих, кто пытался пересидеть катастрофу в ее толще.