Время волка
Шрифт:
Хотя дочь не ставит меня, как писателя, ни в грош, она, как мне кажется, и книг-то моих никогда не читала, наверное, на неё очень сильно подействовал мой короткий рассказ о смерти Оленьки, у меня с ней нет никаких проблем. Правда, до пятнадцати лет это был один человек, а после пятнадцати она очень сильно изменилась. Раньше моя доча была нежным, ласковым и очень заботливым ребёнком. Она знала, что папа каждую ночь уходит на дежурство, но зато после этого весь день проводит с ней. В детский сад она ходила всего два года, и всегда я отвозил её утром, а в четыре часа или даже раньше забирал. Потом я отвозил её в школу и, как и прежде, забирал, но вёз домой не сразу, а после прогулок по городу. Ей это нравилось.
После того, как Настеньке исполнилось
Колдовская сила, бьющая из моей Настеньки, как магнитом манила к себе всех юных и молодых обитателей потустороннего мира, которые вместе с родителями перебрались в Москву. Их в какой-то мере можно было назвать энергетическими вампирами, но как я сам, так и Тамара были только рады, что они всасывали в себя её силу. В Настёне её всё равно не убывала, зато она обрела множество верных и преданных друзей. Три подруги Тамары так и вовсе трансформировались в семилетних девочек и стали одноклассницами и подругами моей дочери, а это, что ни говори — подвиг. А ещё у неё было четыре самых настоящих рыцаря, готовых пойти ради неё хоть в огонь, хоть в воду — четыре юных чёрта. Все они были старше Насти на четыре, пять лет и она считала их братьями, хотя и знала, что они даже не были родственниками и познакомились в нашем доме.
Двое парней были чертями из Пекельного мира, а двое из Навьего, но между собой, тем не менее, прекрасно уживались. Вчера они ввалились в квартиру первыми, нагруженные пакетами с продуктами и Настины подруги тут же принялись ими командовать. Я вышел из кабинета в коридор и старые друзья сразу же стали со мной здороваться, а также знакомить меня с её новыми знакомыми, которых вломилось в нашу квартиру три дюжины:
— Здрассь, дядь Серёж, знакомьтесь, это Лида, это Валера…
Я улыбался ребятам, время от времени приветствовал их взмахом руки, а они, дождавшись, когда их представят, тут же откочёвывали в Настюхин тусовочный зал — большую кухню, совмещённую с ещё более просторной столовой. Тотчас кто-то врубил музыку, на кухне загремели посудой девушки, но моя дочь в квартиру пока что не входила. Наверное, её кто-то задержал в холле на подходе к квартире. Помахав молодёжи рукой в последний раз, я вернулся в кабинет и задумался. Компания сегодня у дочери собралась очень уж шумная, но что самое пикантное, в неё затесался даже юный джин, хотя кто знает, сколько лет тому высокому, смуглому юноше, который представился мне Джабраилом? Джины, по слухам, существа практически вечные и весьма загадочные, но в том, что один из них решил заглянуть в гости к моей дочери, не было ничего страшного.
Сидор Семёнович, похожий на учителя Йоду, только с мохнатыми, кошачьими ногами, уже был во всеоружии. Он натянул на себя поверх холщовой рубахи кольчугу, вооружился мечом-кладенцом и ещё колдовским арбалетом, а воин он был знатный. Да и четверо чертей, которые мало того, что были Насте, как братья, так ещё и поклялись мне, что станут её телохранителями, тоже были боевые ребята, не говоря уже про трёх колдуний. Поэтому за дочь я мог не волноваться. Помнится, когда Настеньке было два годика, когда я возвращался с ночной охоты и падал на кровать одетым, доченька прибегала ко мне, садилась в изголовье и тихо играла в куклы, пока папа дрыхнет, а минут без пяти двенадцать начинала меня потихоньку будить. Как только я просыпался, мы тут же начинали беситься, прыгать на кровати и бегать по нашей старой квартире.
Эх, до чего же славные были те времена. В том смысле, что тогда я мог не спускать дочурку с рук целый день. После того, как Настюха набесится в волю, я сажал её на плечи, и мы шли на кухню, готовить обед. Я кормил дочку, ел сам, и мы отправлялись в Сокольники гулять. Хотя в этом парке и погибла Оля, я не возненавидел его. В то время я уже был волком и мог защитить дочь от кого угодно. Теперь же она сделалась красавицей и к тому же стала ершистой и колючей, словно ежик. А ещё ей понравилось шпынять меня и выговаривать мне за то, что я не женился во второй раз, что ничего не рассказываю ей о своей работе, нещадно критиковала за то, что я всегда одет в одну и ту же одежду и вообще высказывала столько претензий, словно я был десятилетним балбесом. Называть папулей она меня перестала и теперь именовала или предком, когда Настя была не в духе, или отцом, если ей вздумалось воспитывать меня и лишь изредка папой, когда дочери от меня что-то требовалось.
У Насти была врождённая способность благотворно влиять на всё живое, особенно на растения. Поэтому наша квартира была похожа на оранжерею, а на большой, застеклённой и утеплённой лоджии и вовсе располагалась самая настоящая оранжерея с множеством диковинных растений. Как-то раз я отломил в редакции издательства четыре побега кактуса, и они валялись у меня в кармане неделю, пока я про них не вспомнил. Дочура посадила их, это было десять лет назад, и теперь они были высотой уже больше трёх метров и стали такими толстыми и ветвистыми, словно росли где-то в Аризоне и что самое главное, два раза в год цвели. А вот животных у нас в доме не было никаких. Попугаев и канареек терпеть не мог Сидор Семёнович, наш третий, незримый член семьи, кошки не переносили на дух меня, я же всё-таки волк, а собак не любила и боялась Настя.
Как-то раз Геша подарил моей дочери настоящего феникса, а тот, прожив у нас полгода, однажды вылетел в окно и был таков, но о нём никто не жалел. Очень уж эта птица нас всех задолбала за эти полгода своими истошными воплями. От друзей дочери шума было ничуть не меньше, и я стал подумывать, а не скочевать ли мне к Геше, как тут в кабинет влетела Настя и стала тараторить:
— Пап, там тобой какой-то мент интересуется. Говорит, что ты ему очень сильно нужен. Я сказала, что сейчас посмотрю, дома ты или не. Что мне ему сказать? Что тебя со вчерашнего дня нет?
Едва взглянув в глаза дочери, я сразу понял, что ей от меня что-то надо. Скорее всего, она растранжирила все деньги.
— Настёна, прикрой меня, — вздохнул я, — нет у меня сегодня никакого желания общаться с ментами. Давай сделаем так, вы вывалите всей толпой в холл и я под вашим прикрытием тихонько смоюсь, а господину полицейскому ты скажешь, чтобы он пришел завтра утром.
— Замётано, папка, не вопрос, — заулыбалась дочь и тут же принялась обрабатывать меня, — па, подбрось мне денег, а?
Достав бумажник, я спросил:
— Тридцатника хватит, доча?
Выхватив у меня из руки шесть купюр по пять тысяч, Настя широко заулыбалась:
— Вот здорово! Я как раз заказала на дом из ресторана японскую хавку, а у меня на кармане только мелочь осталась. Готовься, сейчас мы тебя так прикроем, что ты сможешь хоть на танке выехать.
Дочка убежала готовить народ, а я вышел из кабинета, запер его и отправился в свою спальную, в которой было темно, как в склепе, так как оба окна были в ней заложены кирпичом. Только так я и мог снять с себя колдовскую одежду оборотня, чтобы не ложиться в постель одетым. Раздеваться я не собирался. Мне нужно было взять пальто, шляпу и достать из сейфа оружие и боеприпасы. Одна из причин Настиных наездов на меня, моя одежда. Не помню уже в каком кинофильме, но у одного типа в гардеробе висели совершенно одинаковые костюмы. Со мной происходит то же самое. У меня один и тот же наряд на все случаи жизни: серая водолазка, серые слаксы, не стесняющие движений, серая куртка, чёрные казаки, чёрное долгополое пальто, чёрные перчатки и тёмно-серая стетсоновская шляпа.