Время волка
Шрифт:
В этом наряде я выглядел весьма экстравагантно. Так, во всяком случае, считали девочки в редакции издательства, с которым я сотрудничаю вот уже двадцать лет. Мне сорок девять лет. Волосы у меня тёмно-русые, с проседью, лицо обыкновенное, не красавец и не урод. У меня глубоко посаженные, серовато-карие глаза, и короткая борода, которую я, как и волосы, никогда не подстригаю, их рост остановился в тот день, когда я впервые надел на себя колдовскую одежду оборотня. С тех пор я её с себя если и снимаю, то только в своей спальной в абсолютной темноте. Душ я тоже могу принимать только в полной темноте, и потому у меня в спальной комнате стоит отдельная душевая кабинка. Туалетом в доме
Рост у меня немного выше среднего, метр восемьдесят, фигура спортивная, хотя никаким видом спорта никогда не занимался, но хожу я, сутулясь. Привычка, отягощённая колдовской способностью быть совершенно незаметным не смотря на экстравагантный наряд, который я не снимаю даже в самую сильную жару. Пальто из крыльев друга и одежда из его кожи, Геша, честное слово, сам линял и потому я обзавёлся такой отличной робой, защищает меня, как от лютого холода, так и от адской жары. Чёрные перчатки я тоже почти не снимаю. Вот и вчера, натянув перчатки, я вышел из комнаты и озорно подмигнул толпе Настиных друзей. Они охотно согласились прикрыть меня, и уже были на старте. Как только я махнул рукой, юноши и девушки толпой вывали из квартиры.
Настя сразу же подбежала к рослому парню лет двадцати шести, который с удручённым видом стоял в просторном холле. Мне даже стало жаль опера, и я пообещал себе, что завтра обязательно с ним встречусь, а моя дочь, схватив парня за руку, потащила его в квартиру и тот пошел за ней, радостно улыбаясь. Вот ведь колдовская порода, вся в маму пошла. Та тоже вертела мужиками, как хотела, но никому ничего не обещала. Настёна немного ниже меня ростом, стройная и гибкая брюнетка, очень похожая на свою мать. Красавица, ничего не скажешь, вот только её наряды в готическом стиле меня иногда убивают, но одевается она, что ни говори, очень эффектно. Парни с ног валятся. Правда, Насте они пока что не нужны. Ещё не настало то время, когда моя дочь расцветёт полностью и в кого-либо влюбится, а пока что она просто радовалась жизни.
Интерес криминальной полиции ко мне не был случайным. Лет пятнадцать назад, пользуясь своими колдовскими способностями оборотня и волчьим чутьём, я докопался до полутора дюжин жутких, кровавых преступлений и все они были совершены обычными маньяками, а не архами, с которыми мне ничто не мешало расправиться по-своему, по-волчьи. В то время я уже писал и даже издавался, но тогда сочинял в основном космооперы со звездолётами и бластерами. Поняв, что я не в силах остановить маньяков, они ведь были людьми, а не нечистью, мне пришло в голову написать серию детективных повестей, в которых молодой опер, обладающий нетривиальным мышлением, занимается расследованием полутора дюжин убийств и приходит к выводу, что все они совершены бандой маньяков. Эти четыре книжки мне пришлось издать за свой счёт, и я добился главного, один из следаков, прочитав мои опусы, был поражен тем, как точно я описал все совершенные маньяками преступления.
Хорошо ещё, что сами маньяки, а это действительно была самая настоящая банда, книг вообще не читали. Они подсели на американские ужастики. Гарик — лейтенант Игорь Суходольский, прочитав все мои книжки, взял и во всё поверил, после чего, понаблюдав за маньяками неделю, примчался к начальству и стал требовать ордер на обыск. В тот же вечер всех четырёх повязали с поличным, но Гарик на этом не угомонился и разыскал меня. Часов шесть мне пришлось объяснять этому въедливому парню, что я, не я, и лошадь не моя, и, вообще, мало ли что взбредёт в голову писателю, который пишет космооперы? То, что мои герои сражаются с космическими пиратами, вовсе не говорит, что я космонавт. Гарик, конечно, очень расстроился, но мы расстались по-дружески.
Правда, после этого оперу время от времени звонили то мужчины, то женщины и Гарик стал, чуть ли не легендой МУРа, ещё бы, ему удавалось раскрывать самые сложные преступления. Зато я с тех пор не написал больше ни одного детектива, хотя подбрасывал время от времени информацию не одному только Гарику, но вот уже лет семь, как прекратил это делать. В Москве ведь и помимо меня есть воины-волки, которым не по душе, когда кто-то убивает ни в чём неповинных людей. Теперь же именно мною почему-то заинтересовался опер из убойного отдела криминальной полиции. Что же, я должен с ним встретиться, хотя насколько мне это известно, ничего сверхъестественного в последнее время в Москве не происходило.
Геша снизился неподалёку от нашего дома, и я бесшумно спрыгнул вниз, чуть ли не в толпу людей. Практически никем незамеченный, я прошел с полсотни шагов, вывернул из-за угла, и только теперь всем стало видно, что по улице идёт какой-то идиот, одетый в чёрное кожаное пальто длиной до пят и это при температуре двадцать пять градусов выше нуля. Более того, он ещё и натянул на руки кожаные перчатки. Я быстро перешел через улицу и направился к нашему дому, это была девятиэтажка, построенная под старину, но очень роскошная, с подземным гаражом и огороженным чугунной решеткой двориком. Понятия не имею, как Тамаре удалось купить в этом доме две квартиры. Неподалёку от подъезда стояла «Лада-Калина», а в ней сидел вчерашний опер и пристально вглядывался во всех прохожих. Времени было половина девятого утра. Увидев меня, опер выскочил из машины и бросился ко мне:
— Сергей Николаевич, мне нужно с вами поговорить! Я оперуполномоченный старший лейтенант Ледогоров. Вы не могли бы проехать со мной в управление? Вы нам очень нужны.
Этого ещё не хватало. Натянуто улыбнувшись, я взмолился:
— Молодой человек, помилосердствуйте, у меня сегодня была просто кошмарная ночь. Максимум, что я могу для вас сделать, это поговорить с вами где-нибудь поблизости. Кстати, тут рядом есть одно очень милое место, в котором кормят народ круглосуточно. Вы не откажетесь со мной позавтракать?
Опер скуксился, и со вздохом ответил:
— Вообще-то с вами хотел встретиться генерал Суходольский, Сергей Николаевич, но он предупредил меня, что вы можете отказаться и велел мне взять все материалы по этому делу. Можно я возьму папку в машине и покажу вам эти фотографии? Правда, они кошмарные, но Игорь Михайлович сказал мне, что вы такое уже видели.
От слов опера у меня тревожно защемило на сердце. А ещё я дико разозлился на Тамару. В Москве снова творятся какие-то страшные преступления, а она молчит, как мумия. Я широко и радостно заулыбался:
— О-го-го, Гарик уже в генералы выбился! Ладно, опер, бери свою папку и пошли завтракать. Тебя как звать-то?
— Максим, — улыбнулся опер и сглотнул слюну, видно не завтракал, а я вчера в квартире Геши тоже не нашел ни крошки съестного.
Подождав, когда Максим возьмёт из машины объёмистый скоросшиватель с файлами, я повёл его в «Подвальчик», где иногда завтракал и даже ужинал перед вылетом на ночную охоту. В «Подвальчике» имелись отдельные кабинеты, и мы сели в одном из них. Не спрашивая, чего хочет опер, я заказал себе два стейка с кровью, а ему фирменное блюдо — жаркое из ягнёнка, салат с крабами, два молочно-шоколадных коктейля и попросил для начала принести две большие чашки кофе. Опер, прежде чем начать разговор, доложил мне: